Мэдлин Хантер - Праведник поневоле
– Да, если угодно. Но я делаю это с одной лишь целью – защитить вас.
– В вашем Леклер-Парке я в полной безопасности – доблестные браконьеры, должно быть, переместились в другое место или стали пользоваться капканами. За последнюю неделю не прозвучало ни единого выстрела.
– Если вы об этом заявляете с такой определенностью, значит, часто здесь бываете. И всегда только для того, чтобы петь?
Окно в стене было ужасно узким, не шире бойницы для лучников, но все жё Бьянка отошла к нему, подальше от Верджила. Эхо каменных стен придавало тону Верджила излишнюю резкость, и девушка слегка оробела. К тому же в глазах виконта таилось нечто непонятное для нее, и Бьянка вдруг почувствовала исходящую от него опасность. Ее испуг ей самой показался смехотворным, но освободиться от этого чувства она никак не могла.
Бьянка отвернулась и, чтобы не смотреть на Верджила, который не сводил с нее глаз, уставилась в окно на открывавшийся перед ней вид.
– Я не желаю, чтобы вы устраивали мне допросы. Да, я часто прихожу сюда, обычно по утрам, как сейчас. Однажды, прогуливаясь верхом, я наткнулась на эту башню и теперь пою здесь.
– Одна?
Бьянка оглянулась на него.
– А вы, верно, решили, что у меня тут тайные встречи с Найджелом, и следите за мной, чтобы предотвратить какие-либо неподобающие поступки с моей стороны? – От этой мысли Бьянка развеселилась и не смогла сдержать смешок. Он печется о ее девичьей чести, преследуя ее по всей округе, тогда как в библиотеке его собственного дома ее гнусно домогался его брат. – Напрасно вы пожертвовали своей утренней верховой прогулкой. Мне никогда не приходило в голову, что эта башня – удобное место для свиданий. Буду иметь это в виду.
– Сомневаюсь, что вы решитесь на свидание, ибо тогда у вас не останется времени для занятий. Я никогда раньше не замечал, что в этом зале такая замечательная акустика, не хуже, чем в древних норманнских храмах. Какое бы влечение вы ни испытали к своему кузену, эти камни для вас много важнее.
– Может быть, когда-нибудь он тоже придет послушать, как и вы.
Верджил оторвался от стены и чуть улыбнулся.
– Раз так, то защита вам непременно понадобится.
Верджил небрежной походкой приблизился к Бьянке, и она поймала себя на том, что старается осторожно отойти от него в сторону. Девушка сознавала, как глупо ведет себя, но произошедшая в виконте перемена была очевидна: сила, исходящая от него, порабощала ее волю и одновременно сбивала с толку.
– Пен объявила, что нынче вечером вы намерены петь. Готовитесь к выступлению перед Каталани, хотите увериться, что будете в своей лучшей форме?
– Да.
– У вас с ней минувшим вечером состоялся долгий разговор тет-а-тет. Полагаю, вы сообщили ей о ваших намерениях?
– Не волнуйтесь, я не поставила вас с Пен в неловкое положение. Я ни с кем больше об этом не говорила, а Каталани, я полагаю, знает о необходимости соблюдать сдержанность с гостями виконта.
Верджил, оглядываясь по сторонам, будто давно здесь не был, продолжал мерить шагами зал, отчего Бьянке еще больше хотелось сбежать.
– И что же Каталани вам посоветовала?
– Она подтвердила: чтобы получить самое лучшее образование, мне нужно ехать в Италию или же пригласить опытного преподавателя вокала сюда. На этот случай она порекомендовала мне синьора Барди, который мог бы поработать со мной в Лондоне, – он преподает бельканто лучшим столичным певцам.
– Других советов не последовало? Что-то не верится, чтобы Каталани оказалась столь неразговорчива.
– Она спросила, понимаю ли я, что такое жизнь певицы, и какие неудобства эта жизнь влечет за собой.
– И что же? Вы понимаете?
– Я знаю, что это упорный труд, а еще переезды, необходимость выступать, несмотря на сильную усталость, и тому подобное.
– Она имела в виду другое.
Бьянка покраснела.
– Я знаю, что она имела в виду.
– По-моему, нет. Вы не представляете себе в полной мере, что значит быть женщиной, с которой приличные дамы никогда не завяжут дружеских отношений. Эту оперную певицу – Каталани – принимают, но она исключение. У вас, скорее всего все сложится иначе. В Англии или Италии рядом с вами не будет бабушки Эдит, которая могла бы оградить вас от презрительного отношения окружающих.
Бьянка почувствовала раздражение, которое лишь усилило ее упрямство.
– Я знаю, что думают так называемые приличные люди о таких женщинах, – мне самой приходилось наблюдать, как весьма приличные мужчины время от времени подбирались к моей матери. Повзрослев, я поняла, что им от нее было нужно, и теперь стану поступать с ними так же, как поступала моя мать. Что ж, по-вашему, из-за каких-то нелепых предрассудков я должна отказаться от того, что необходимо мне как воздух?
Верджил продолжал ходить по залу кругами. Высокий рост вынуждал его держаться ближе к середине, как раз к тому месту, где стояла Бьянка. Круги мало-помалу сужались, пока он, наконец, не оказался к ней совсем близко. Если бы он не являлся образцом благопристойности и не вел себя так непринужденно, Бьянка поддалась бы не оставлявшему ее ощущению опасности и решила, что она в ловушке.
– Предубеждения относительно большинства актрис и певиц имеют под собой весьма твердые основания. – Верджил говорил так, словно обсуждение женщин с дурной репутацией являлось вполне приемлемой темой для беседы.
– Жизнь полна опасностей, и, мне кажется, многие артистки просто вынуждены принимать предложенное им покровительство.
– Полагаете, что это отчаяние и бедность вынуждают женщин становиться любовницами и куртизанками, а вас наследство избавит от подобной участи? Боюсь, вы судите об этом слишком однобоко. Насколько я понимаю, большинство из них толкает на это одиночество. Приличное замужество для них почти невозможно. Ни одного из тех никчемных людей, прожигателей жизни, которые будут делать вам предложение, вы не пожелаете видеть рядом с собой в качестве супруга.
Бестактный, граничащий с неприличным разговор теперь коснулся ее лично. Ну что ж…
– Это мне тоже известно. Однако порой приходится чем-то жертвовать.
– Жертвовать целой жизнью? Это вы так думаете сейчас, а что будет лет через десять – пятнадцать? Ни мужа, ни детей, ни дома. То обстоятельство, что для большинства этих женщин настает день, когда они все же принимают предложенную им видимость любви, я нахожу скорее прискорбным, нежели постыдным. И не важно, что они думают про себя, совершая этот шаг: после затянувшегося противоестественного одиночества такой выбор, возможно, попросту неизбежен.
– Не смейте предрекать мне столь унылую и омерзительную будущность! В высшей степени цинично утверждать, что карьера певицы предрешает мое падение! К тому же я никак не возьму в толк: вам-то что за дело?
