Александра Соколова - Царский каприз
Приготовления к летнему маскараду шли веселые и оживленные. Было известно, что в маскараде примут участие чуть не все члены царской фамилии, и заказами на роскошное домино и характерные костюмы были завалены все модные портнихи.
Молодой княгине Несвицкой для ее домино ее мать-генеральша дала такие старинные кружева, от которых не отказалась бы сама императрица, и Софья Карловна, обладавшая исключительным вкусом и умением одеться, смело могла сказать себе, что ее маскарадный костюм будет одним из самых богатых и самых изящных.
Товарищи князя все с большей и большей охотой посещавшие его дом и прямо-таки гордившиеся своей «новой полковой дамой», принимали близко к сердцу ее грядущий успех на предстоящем бале и наперерыв друг перед другом старались узнавать и сообщать княгине о приготовлениях, делаемых другими участницами ожидавшегося торжества.
Траур по императрице Марии Феодоровне был только что снят, и все спешили вознаградить себя за сравнительно долгое воздержание и за отсутствие придворных увеселений. Кроме того, и сама идея летнего маскарада была настолько заманчивой и оригинальной, что останавливала на себе всеобщее внимание и сулила великосветским красавицам целую серию самых разнородных удовольствий.
Одной из главных приманок для грядущего маскарада была возможность поинтриговать государя, который, как все это хорошо знали, придавал большое значение умелой и веселой маскарадной интриге и охотно поддавался на маскарадные знакомства. Эту его слабость знали все, и императрица нередко поддразнивала его ею.
Дня за два или за три перед маскарадом князь Несвицкий, вернувшись домой под утро, вошел в столовую мрачнее тучи и, обращаясь к жене, прямо спросил ее, не может ли она взять взаимообразно у своей матери две тысячи рублей.
Такой вопрос удивил княгиню.
— На что вам это нужно? — спросила она, поднимая взор на растерянное и сильно помятое лицо мужа.
— Не все ли равно на что? — резко и грубо ответил он.
— Я потому спросила вас об этом, что к маме я обратиться ни в каком случае не могу, да и нет таких денег. А ваша просьба удивила меня потому, что у вас должны быть и мои, и мамины деньги, еще не тронутые.
— Даже не тронутые? Вот как!.. А на что же мы жили? Как вы думаете?
— Наша жизнь стоила сравнительно так мало.
— Вам так кажется? А обстановка, а беспрестанные приемы? А ваши выезды и катания?..
Софья Карловна насмешливо пожала плечами.
— Все это стоило сравнительно гроши, а я лично передала вам от имени мамы двенадцать тысяч рублей, пожалованные великим князем Михаилом Павловичем. Разве вы не помните, что получили их от меня?
— И получил, и отлично помню, а все-таки денег у меня в настоящую минуту нет. Между тем они крайне нужны мне. Я должен сегодня уплатить эти две тысячи. Это для меня — вопрос чести!..
— По моему мнению, вопрос чести состоит в том, чтобы не должать того, что отдать не в силах.
— Я не прошу ни советов, ни замечаний.
— Я очень хорошо понимаю это. Вы денег просите. Но раз я не могу дать вам их…
— Вы можете достать!
— Где? У мамы денег нет, да если бы и были, то я не стала бы просить их у нее. А больше мне взять не у кого. Я никого не знаю и на кредит ни с чьей стороны рассчитывать не могу!
Несвицкий порывисто встал с места и нервным шагом прошелся по комнате.
Видя его волнение, Софья Карловна тоже встала и сказала ему:
— У меня есть браслет, привезенный мне в день свадьбы великим князем, и жемчуг, присланный мне императрицей. Если за них дадут две тысячи рублей и этой ценой действительно может быть куплена ваша честь — цена, кстати сказать, невысокая, то на этот… торг я согласна. Я сейчас принесу вам эти вещи! — И, не дав мужу времени ответить, она вышла из комнаты, а затем, вернувшись через минуту, подала ему два объемистых сафьяновых футляра.
Князь взял их нерешительно и так же нерешительно произнес:
— Закладывать эти вещи я не могу… я не знаю, кто здесь занимается залогами… Придется совсем продать их.
— Мне все равно!.. Продайте! — спокойным голосом ответила Софья Карловна.
— А в случае, если великий князь узнает…
— Я рассказывать ему не стану! — холодно улыбнулась, княгиня. — А если вы сумели поставить себя так, что за вами следят, то я в этом не виновата.
Несвицкий нерешительно взял в руки футляры. Он не видел жену в эту минуту.
— Вам эти вещи не будут нужны к маскараду? — спросил он, направляясь к двери.
— Я поеду в домино, и как ни мало я знакома с маскарадными законами, но знаю, что домино — это глухой футляр, сквозь щели которого ничего не должно проглядывать. Теперь, когда мы успешно покончили с вопросом, в котором была замешана ваша «честь», позвольте мне затронуть и другой вопрос, к которому прикосновенна честь моя личная.
Князь остановился и встревоженно спросил:
— Что такое? О чем речь?
— До меня стороной дошли слухи, что вы возобновили некоторые из своих прежних интимных знакомств.
— Я понимаю, на что вы намекаете. Это…
— Подождите, дайте мне кончить!.. Если вы разом поняли, о чем и о ком я веду речь, тем лучше для нас обоих… Легче устранить то, что устранить обязательно!
— Вы говорите о Кате Шишкиной?..
— Я не знаю, как зовут ее, и не хочу знать это! Равным образом я не хочу входить в то, где и у кого вы бываете, но требую — слышите ли? — требую, чтобы вы не показывались с подобными женщинами открыто в тех местах, где вы бываете со мной! Требовать это мое право, и я не поступлюсь им!..
— Вам налгали… я нигде не был с Катей…
— Еще раз увольте меня от подробных имен ваших любовниц, и раз вы так дорожите честью, чтобы для ее спасения брать из дома последнее, то подорожите ею и настолько, чтобы, уходя с головою в грязь, не брызгать этой грязью в лицо своей жены!..
— Это уже на угрозу или на приказ похоже? — проговорил князь.
— Нет, это — не приказ, а только требование, требование справедливое и бесповоротное. Теперь, переходя не к угрозам, конечно, а только к предупреждениям, я заявляю вам, что в первый раз, когда вам вздумается публично показаться со своей любовницей в обществе и открыто подать руку одной из тех продажных женщин, общество которых вам так свойственно и так близко, — я немедленно оставлю ваш дом и никогда более не вернусь в него.
— Положим, вы не посмеете сделать это! — вызывающим голосом ответил князь.
— Я? Не посмею? Как же вы мало знаете меня!
— Я этапом верну вас под семейный кров.
— Ваш дом уже перестанет быть для меня семейным кровом!
— И все-таки закон будет на моей стороне, и вас вернут ко мне силой!