Елена Езерская - Бедная Настя. Книга 3. В поисках счастья
— И что же нам делать? — князь Петр растерянно оглядел всех.
— Насколько я знаю, свидетелем по делу о фальшивках в суде будет выступать наш старый знакомый, Карл Модестович. Я тотчас поеду к нему и попытаюсь договориться.
— Это весьма сомнительный вариант, — покачал головой Андрей.
— Я уверен, что сумею убедить управляющего Корфов, — настаивал Репнин.
— Не знаю, не знаю… — пожал плечами князь Петр. — А что ты, душечка, думаешь обо всем этом?
— По мне — так нечего церемониться с этим лжецом и двоеженцем! — разгорячилась Долгорукая. — Мало того, что втерся обманом в нашу семью, так еще и придумал эту историю с фальшивыми деньгами!
— Но, маменька, — попыталась возразить ей правильная Соня, — ведь это Карл Модестович на вас показал…
— Управляющий? Да он никогда до этого сам не додумался бы! Нет-нет! У него был умный советник.
— Я согласен с княгиней, — кивнул Репнин. — И потом, кто еще, кроме Забалуева, имел возможность проникнуть в ваш дом и подкинуть деньги? Ведь не печатали же вы их сами, Мария Алексеевна!
— Господь с вами, Михаил Александрович! — возмутилась Долгорукая.
— Исходя из всего выше сказанного, я должен заключить, что мы отвергаем предложение господина Забалуева? — Андрей внимательно обвел глазами родных.
— Не смею настаивать, — снова взял слово Репнин, — но лучшего способа избавиться от Забалуева раз и навсегда у нас нет и не будет!
— Князь, вы еще не стали нам родственником, — с интересом поглядывая на него, заметила Долгорукая.
— А как ты думаешь, Лиза? — спросил князь Петр.
— Михаил Александрович прежде никогда не давал мне плохого совета, — просто сказала она.
— И все же этот план очень рискованный…
— Мы ничем не рискуем, если доверимся Михаилу Александровичу. Хуже, чем есть, уже не будет.
— Лиза права, — кивнул князь Петр. — Действуйте, князь, я полагаюсь на вас.
— Благодарю, Петр Михайлович, — кивнул Репнин. — Я оправдаю ваше доверие. А сейчас — честь имею откланяться, ибо должен поторопиться.
После ухода Репнина Долгорукие вышли в гостиную, где топтался Забалуев, то донимая Татьяну с чаем, то пытаясь прорваться через Дмитрия под дверь кабинета и подслушать, как идет столь важное для него обсуждение.
Надменный вид появившейся перед ним княгини Забалуева слегка раздосадовал. Лицо Андрея, исподлобья мрачно взиравшего, удивило, а спокойный тон князя Петра разозлил — Забалуев понял: Долгорукие собирались сказать ему «нет».
— Итак, — надулся Забалуев, — судя по всему, вы, князь Петр Михайлович, предпочитаете грязные нары теплой постели под боком любимой женушки?
— Хам! — с брезгливостью бросила княгиня. — Мерзкая крыса! Убирайся из нашего дома к своим крысята!
— Дети ни в чем не виноваты, — глухим от ненависти голосом сказал Забалуев.
— Подожди, Маша, вернемся к главному, — начал Долгорукий.
— Нет, увольте, — прервал его Забалуев. — Я передумал! Да, я обманывал жену и детей. Но ради их же блага, и они меня поймут и простят. Они за мной в Сибирь поедут, потому что любят меня преданно и нежно. Впрочем, вам, Долгоруким, этого не понять. До встречи в суде, господа!
— Умеете же вы, маменька, оказаться вовремя со своими замечаниями, — рассердился Андрей, едва только Забалуев вышел из гостиной.
— И правда, Маша, мы же хотели, чтобы последнее слово осталось за нами, — покачал головой князь Петр.
— Вот уж! Буду я склоняться перед этим!.. Может, еще его выкормышей и супружницу благоверную приласкать, приголубить?
— Маменька, Глафира Федоровна — славная женщина с добрым сердцем, — тихо сказала Лиза.
— Что?! Что это значит? — воскликнула Долгорукая. — Ты кого защищаешь?
— Ту, что ничем не виновата перед нами. Она ведь ничего не знала, жила в полной уверенности, что ее муж — добропорядочный и трудолюбивый чиновник, связанный по службе долгими разъездами. И, мне кажется, она по-настоящему любит Забалуева.
— Не представляю себе, как такое может быть, — прошептала Соня.
— Любовь зла, полюбишь и Забалуева! — ухмыльнулась Долгорукая.
— Таким образом, — подытожил Андрей, — у нас, осталась только одна надежда — на князя Репнина?
— А князь — удачливый человек? — засомневалась княгиня.
— Михаил Александрович производит впечатление человека порядочного и достойного, — твердо сказал князь Петр.
— Значит, мы поторопились с решением, — скривилась в недоброй улыбке Долгорукая.
— Маменька! Как вы можете так говорить! — воскликнула Лиза и со слезами на глазах выбежала из гостиной…
— Итак, господин Шуллер, вы подтверждаете, что получили фальшивые ассигнации от княгини Марии Алексеевны Долгорукой, кои были переданы ей ее законным супругом князем Петром Михайловичем Долгоруким, о чем он сам заявил на следствии по доброй воле и в чем чистосердечно раскаялся?
— Никак нет, ваша честь, — бойко отрапортовал Карл Модестович, стараясь не смотреть в зал, особенно в ту сторону, где сидел до этого момента довольный собой Забалуев.
Общий ход предварительного слушания поначалу развивался вполне предсказуемо. Князь Петр, ободряемый взглядами своего семейства, в полном составе сидевшего в зале за парапетом, отделявшим зрительские места от судейской части, как и положено, отказался от собственных, данных прежде показаний и заявил о своей невиновности.
Судья принял это к сведению и велел вызвать в зал главного свидетеля по делу — управляющего Корфов. Первые слова Карла Модестовича не взволновали Забалуева — торопясь и путаясь в падежах, тот рассказал, как собирался уехать в родную Курляндию, как зашел в трактир, чтобы купить что-нибудь на дорогу, как был арестован. Но дальше случилось невероятное — Карл Модестович предал его. Предал нагло, на глазах у всех и со всеми потрохами.
Забалуев перестал самоуверенно постукивать пальцами по подлокотнику кресла и воззрился на управляющего, беспардонно выбалтывавшего перед судьей всю подноготную их отношений. Карл Модестович рассказал все о том проклятом дне, когда черт подтолкнул Забалуева сесть играть с цыганом. Рассказал о перстне, который поставил на кон, о сумме долга и угрозе Седого разобраться с Забалуевым в случае неуплаты. А потом дошло дело и до передачи денег.
— Я тогда не сразу догодать, почему господин Забалуев велеть мне немедленно ехать Курляндия, — торопливо объяснял Карл Модестович, — я потом понять — он хотеть меня обман. Он думать — я не вернусь от Курляндия, чтобы уличить его в фальс. Он думать — я бояться, но я не мог молчать! Я не мог, чтобы быть невиновный. Я и сам пострадать! Кто теперь вернет мне мои деньги?
