Барбара Пирс - Запретное влечение
Придди, крайне возбужденная покупкой, сказала:
– А теперь открой флакон.
Килби подчинилась. Она поднесла флакон к носу и вдохнула смесь лимона и жасмина.
– Этот аромат божественен.
Придди засияла от удовольствия.
– Я так рада, что он тебе понравился. Я приказала парфюмеру создать его специально для тебя. Мне показалось, что тебе всегда нравились духи, которыми пользовалась Эрмина. Я решила возродить одни из них в этой композиции.
Килби обняла виконтессу до того, как та успела присесть и ответить на ее порыв.
– О, благодарю! Это великолепный подарок.
Девушка положила флакон в коробок и спрятала его в свой ридикюль.
Швейцар вручил Придди коробок побольше. Она передала его Килби.
– Что это? Он тяжелый. – Потянув за шнурок, девушка освободила коробок от грубой обертки.
Увидев содержимое коробка, она ахнула от изумления.
– Это то, о чем я думаю?
– Наверное, да, но все зависит от того, насколько ты догадлива, – поддразнила ее виконтесса.
У Килби на коленях стоял туалетный столик, выполненный из кованого позолоченного железа. Края крышки были украшены блестящим сложным узором. В центре красовался покрытый эмалью диск. Рисунок на нем повторял рисунки на флаконе духов с той разницей, что деревья раскинули свои ветви еще шире и темноволосая красавица очутилась в тени. Она протягивала руку и терпеливо ждала единорога.
– Эта девушка так красива, – в восхищении прошептала Килби, поглаживая крышку. – Это образец высочайшего мастерства.
Придди снова засияла.
– Посмотри внутрь.
Килби не стала ждать и, повернув маленький ключик в замке, открыла крышку. На внутренней стороне было зеркало. Под ним лежали расчески из кабаньей щетины, черепаховый гребень, ручное зеркальце, футляр для перчаток и рожок для обуви. Каждая серебряная ручка была украшена филигранными рисунками, повторявшими розы на флаконе духов.
– Спасибо, Придди. Здесь находятся сокровища, сравнимые с самим столиком, – сказала она, целуя свою покровительницу в щеку.
– Нет, моя дорогая Килби, – мягко возразила виконтесса. – Самое большое сокровище – это ты.
– Неприятности?
– Это я и пытался понять.
Фейн задержал руку на седле, встречая прибывшего лорда Эверода. Ожидая, когда его друг спешится, герцог махнул в сторону лошади.
– Минуту назад животное вдруг взбрыкнуло. Что-то беспокоит ее.
Чтобы удержать и успокоить лошадь, им понадобились вся сила и мастерство.
Эверод наклонился и осмотрел левую ногу лошади.
– Ее ужалила оса?
– Может, и так, – с любовью поглаживая гладкий блестящий круп лошади, сказал Фейн. – Мне повезло, что это произошло в парке, а не на оживленной улице. Кто-нибудь мог быть ранен. Например, я.
Пытаясь успокоить раздраженное животное, Эверод обошел его и осмотрел левую заднюю ногу. Он остановился и взглянул на Фейна.
– Где ты пропадал два вечера подряд? – требовательно спросил виконт, вспомнив о причине своего приезда в Лондон. – Что-то случилось? Рана, оставленная Холленсвотом на ярмарке, оказалась серьезнее, чем мы думали?
Рана на груди уже заживала. Не было и следа заражения. Но руки, ноги и торс Фейна сплошь были покрыты синяками и ссадинами.
– Нет, я вполне здоров, несмотря на жалкие попытки Холленсвота ранить меня.
Фейн не виделся со своими друзьями с тех пор, как состоялся поединок. Не видел он и Килби. Он решил проехать через Гайд-парк в надежде встретить ее там. Она была красивой леди, и многие красивые леди получали огромное удовольствие, выставляя себя напоказ в парке. Уже второй день подряд Фейн седлал свою гнедую и отправлялся в парк. Но все было напрасно: он не встретил ни Килби, ни ее друзей.
– Ты не видишь никаких следов ранения? – спросил Фейн.
– Нет, ничего, – сказал Эверод, откашлявшись. – Леди были очень разочарованы тем, что ты не появился в моем доме. Леди Спринг была особенно красноречива, выражая свое негодование.
А, Веллот, вспомнил Фейн, – та, у которой кожа с оттенком сумерек. Он с теплотой подумал о том, как когда-то удовлетворял ее непомерные любовные аппетиты. Но Фейн быстро стряхнул с себя наваждение. Теперь его волновал лишь маленький котенок с фиалковыми глазами.
– Мой друг, я, не ставя под сомнение твои таланты, готов поспорить, что ты сумел развлечь обеих леди без моей помощи.
Виконт от души рассмеялся и выпрямился.
– Так и есть. Я получил редкое удовольствие в компании обеих леди одновременно, и вечер пролетел незаметно. Это позволило мне забыть все, что ты, Кадд и Рамскар пережили накануне.
– Если бы это было не так, значит, ты недостаточно старался, – язвительно заметил Фейн.
Эверод лишь взглянул вдаль, и на его лице застыла самодовольная улыбка.
Скорее всего, он вспоминал подробности незабываемого вечера. У Фейна было такое же выражение лица всякий раз, когда он думал о том, с каким наслаждением он целовал безупречную грудь Килби.
Виконт вернул его на грешную землю, резко спросив:
– Но если тебя не беспокоили раны, то что помешало тебе приехать ко мне?
– Герцогиня, – устало вздохнув, сказал Фейн. Естественно, вздох был нарочитым: никто в здравом уме не признался бы, что родственницы держат его на коротком поводке.
– Они с Файер узнали о том, что я участвовал во многих дуэлях, и подняли страшный шум. Позже герцогиня захотела, чтобы я сопровождал ее на ужин к лорду Гатрею. Теперь, когда моего отца нет в живых, мне трудно отказать ей в подобной просьбе.
Виконт улыбнулся, наморщив лоб.
– Гатрей? Он все еще жив?
Фейн усмехнулся, видя недоумение друга.
– Очевидно, поскольку он был на вечере.
Главным воспоминанием о вечере были те драгоценные минуты, которые Фейн провел в оранжерее с Килби. Так нелегко было дать ей уйти. Он догадался, что леди Квеннел увела свою подопечную, чтобы избежать встречи с его матерью. Честно говоря, Фейна больше беспокоила перспектива столкновения Килби с его бывшей фавориткой, миссис Дютой, а не с герцогиней.
Когда Фейн наконец присоединился к гостям, он увидел Морриган. Как только им выпала возможность поговорить наедине, соломенная вдова выразила желание возобновить их дружбу. Фейн заметил, что его матушка стала свидетельницей их разговора. Она выразительно покачала головой: очевидно, миссис Дютой не была желаемой кандидатурой на место новой герцогини Солити. И Фейн втайне разделял мнение матери. Когда они с Морриган были любовниками, брак вовсе не фигурировал в его пылких раздумьях.
– Что ж, я получил определенные преимущества от твоего вынужденного отсутствия, – самодовольно заметил Эверод.
Он прошелся рукой по крупу лошади.
