Жюльетта Бенцони - Констанция. Книга первая
Посуды…
Глядя на звезды, Констанция вспоминала высокие стены дома, экипажи, подъезжавшие к крыльцу, гостей… Из памяти исчезли даже образы отца и матери, она даже забыла их имена. Только иногда, как странное видение, появлялась тень,
Растворяющаяся с наступлением сумерек, возникал женский образ. Она даже ощущала неуловимый запах.
— Что это? — задавала она себе вопрос. — Чем так удивительно пахнут руки и одежда пожилой женщины? Лаванда… лаванда, — говорила она сама себе, вспоминая
Полевые цветы у обочины дороги. — Они пахли точно так, как руки той женщины, которая иногда навещала ее во сне. — Кто она?
Констанция не могла вспомнить ее, как ни напрягала свою память. Но она знала, что эта женщина любит ее, а быть может, любила. А может быть, образ Констанции исчез из ее памяти так, как исчезает тень в сумерках…
Она прикасалась к своему медальону и кончиками пальцев нежно поглаживала огромную жемчужину. Перламутр тускло сверкал и, казалось, согревал ее пальцы.
— Ты такая большая, как слеза, — говорила Констанция, обращаясь к жемчужине.Но та ни о чем не могла поведать своей хозяйке, до времени храня ее тайну.
Иногда во сне ее начинало раскачивать, она слышала тяжелые удары, свист ветра и шум дождя. Грубые крики мужчин сливались с ревом волн. И высокий женский голос над самым ее ухом шептал сокровенные слова молитвы.
Единственное имя, сохранившееся в памяти Констанции было Жанет. Но кто это, мать, сестра, знакомая? Или, может быть, оно принадлежало ей самой?
— Нет, нет — вскакивала Констанция среди ночи, вытирая слезы, бегущие по щекам.
Она взглядывалась в темноту, будто ночь могла подсказать ей ответ.
— Нет, я сама помню, как произносила это имя, обращаясь к какой-то женщине. А меня зовут Констанция, это я помню точно. Меня так звали всегда.
Она слышала страшный хруст и грохот, и сердце Констанции начинало судорожно вздрагивать. А дальше в памяти шел глубокий темный провал. И еще иногда перед ее глазами проплывало лицо мальчика: длинные каштановые волосы
Трепал ветер, а вокруг плыли клочья тяжелого, плотного липкого тумана.
— Что это за мальчик? — задавала себе вопрос Констанция. — И почему он приходит в мои воспоминания? Что ему надо? Как его зовут?
Констанция вновь напрягала память и та дарила ей даже голос мальчика. Она слышала надсадный крик:
— Пустите! Пустите ее! Пустите!
А потом слышались глухие, захлебывающиеся в глухом тумане выстрелы. Ее кто-то хватал, и она исчезала в густом тумане. Земля куда-то уходила в стороны, и она слышала тяжелый стук копыт. А на своем плече видела замшевую черную перчатку, украшенную серебряными накладками.
И сколько она ни пыталась разузнать правду о своем прошлом у старого Гильома Реньяра, он неизменно говорил ей одно и то же.
— Ты дочь моего брата, которого убили слуги короля.
— А этот медальон откуда? — Констанция брала в руку дорогое украшение и показывала старому Гильому.
Тот скорбно улыбался, его седые усы топорщились и он шептал.
— Это украшение твоей матери, береги его.
И Констанция не расставалась с медальоном никогда.
В доме Реньяров Констанцию все любили. Даже свирепый Виктор и тот относился к девочке с уважением. Его холодные глаза на несколько мгновений теплели, когда он смотрел на девочку и гладил ее волнистые каштановые волосы.
— Ты такая красивая, — говорил Виктор и начинал безумно хохотать, словно бы знал какую — то тайну, не известную самой Констанции.
Девочка, испуганная этим безумным хохотом, сразу же убегала к Гильому Реньяру, забиралась к нему на колени и принималась гладить длинные седые волосы, ниспадавшие на сутулые плечи. Только сидя у него на коленях девочка чувствовала себя в полной безопасности. Она знала, что старый Гильом ни в чем ей не откажет и все, о чем она попросит, выполнит.
Да и все в доме боялись Гильома Реньяра, слушались каждого его слова, каждого, самого незначительного жеста. Казалось, стоило Гильому Реньяру только бросить косой взгляд, как все слуги и сыновья бросались исполнять его невысказанное вслух приказание.
И Констанция часто пользовалась этим добрым отношением Гильома Реньяра к себе.
— Ты приносишь нам счастье, — гладя девочку по волнистым волосам своей жесткой ладонью, говорил Гильом Реньяр. — С твоим появлением в нашем доме мы стали жить намного лучше.
А где я жила раньше? — интересовалась Констанция.
— Ты всегда жила здесь.
— Но почему? Почему ты говоришь, что с появлением меня вы стали жить лучше?
— Я имел в виду, Констанция, твое рождение.
— А где моя мать и отец? Где они похоронены?
— Когда ты станешь взрослой, я обязательно все тебе расскажу. А пока не стоит забивать голову мрачными мыслями. Ты должна быть счастливой.
Девочка соскакивала с колен старика и, бегая по дому, весело напевала. Ведь для нее не существовало никаких запретов. Все двери были открыты, все люди, прислуживающие Реньярам, тут же бросались исполнять любое ее самое взбалмошное приказание.
Виктор Реньяр иногда морщился и недовольно бурчал, видя, какой любовью старый Гильом окружил эту неизвестно откуда взявшуюся девочку. Но глядя на ее улыбку, на лучезарные глаза, на нежность румяных щек, его суровое сердце, очерствевшее в кровопролитных стычках с соседями, тоже делалось мягким как согретый воск. И он сам, не понимая почему, не отдавая себе отчета, готов был выполнить любую ее просьбу.
— Виктор, — обращалась Констанция к своему кузену, — я хочу, чтобы ты покатал меня верхом.
И уставший Виктор, только что въехавший во двор дома, вновь вскакивал в седло, подхватывал Констанцию на руки и катал ее вокруг дома. Или весело, с гиканьем они мчались по полям, гоняясь за каким-нибудь зайцем.
— Виктор! Виктор, поймай его! — радостно кричала девочка, вцепившись обеими руками в гриву коня.
Мы его не догоним, Констанция, он слишком быстрый.
— А разве твой конь не быстрый? Виктор похлопывал коня по шее.
— Мой конь самый лучший и самый быстрый во всей округе. Но даже он не может догнать зайца. Видишь, как он петляет по полю?
— Такой маленький, а так быстро бегает! — изумлялась Констанция. Виктор смеялся.
— Заяц не бегает, Констанция, а прыгает, поэтому так быстро несется.
— Тогда поехали к ручью, я хочу посмотреть на рыб.
— Нет, Констанция, мой конь устал, к ручью мы поедем завтра.
— А можно, Виктор, я поеду туда с Жаком или Клодом?
— Думаю, они не смогут тебе отказать.
Виктор склонял голову и целовал девочку в затылок.
— Зачем ты меня целуешь, Виктор? — спрашивала Констанция.
Суровый мужчина задумывался, не зная как объяснить свое поведение.
