Хизер Грэм - Желанная и вероломная
— Я не имел намерения нарушать ваше уединение, я только…
— Хотели меня защитить, разумеется.
— Я сейчас уйду, — произнес он.
— Давно пора.
Но он не двинулся с мест».
«Уходи, чего ты медлишь? Уходи!» — твердила Келли про себя.
Дэниел так и ел ее глазами: вот он остановился на губах, потом скользнул ниже. И под его взглядом по телу девушки разливалась сладкая истома. Как будто не взгляд, а какое-то чувственное прикосновение ласкало ее плечи, шею. В ней все сильнее пылало желание — животная страсть мужчины разжигала в ней ответный огонь.
Нехорошо это, ведь она вдова! Она любила мужа и чтит его память. Нельзя было пускать мужчину в своя дом. Нельзя было позволять ему ласкать ее взглядом.
Но воспоминания о прошлом поблекли, а правила хорошего тона давно утратили свою актуальность.
«Скажи ему, чтобы уходил!» — приказала себе Келли.
Но… лишь посмотрела ему в глаза, потом невольно скользнула взглядом вниз и задержалась на рельефных мускулах груди, которые сейчас перекатывалась при каждом его вздохе. Потом ее внимание привлекли завитки темных волос на груди; хотелось потрогать, почувствовать их упругость. А эта бронзовая кожа! Наверное, загорел где-нибудь у речки во время привала между боями. Но напоминания о войне сейчас стали для нее пустым звуком.
Пусть даже он враг, она его любит.
И хочет его. Пусть бы он подошел ближе, прикоснулся к ней.
— Выйди отсюда, — с трудом выдохнула Келли, а в глазах ее читалось другое.
— Сейчас, — ответил Дэниел, но не ушел, а, опустив саблю, направился к ней.
Он подходил все ближе и ближе, пока не оказался совсем рядом.
И тут он озорно улыбнулся и ухватился за край лохани.
— Мне нравится, когда мои женщины меня очень хотят, — медленно проговорил он с южной протяжностью, обжигая ее синим взглядом.
— Но я совсем не хочу вас, полковник, — отозвалась Келли.
Какая ложь! За всю свою жизнь она никогда еще не испытывала такого сильного желания. В горле у нее снова пересохло, вдруг налились груди, набухли и затвердели соски. А лоно… не стоит и говорить!
Его улыбка расплылась еще шире.
— Мне нравится, когда мои женщины очень, очень меня хотят. Мне нравится, когда они меня страстно желают. Мне нравится…
Она прикрыла руками предательски набухшие соски и с вызовом вздернула подбородок:
— Но, полковник, я не вхожу в число ваших женщин. Не забывайте, что я враг.
— Как можно забыть об этом, Келли? И как приятно сразиться с таким врагом, — прошептал он.
— Но силы у нас не равные.
— Видимо, выяснить это мы сможем только в бою. — Камерон присел на корточки и пристально взглянул ей в глаза:
— Вы единственная из янки, кто, несомненно, способен одержать надо мной победу, миссис Майклсон, потому что я не могу уйти из этой комнаты, не избавившись от этого дьявольского наваждения! Подумать только, — хмыкнул он, — еще вчера я насмехался над тем бедолагой янки! А ведь сам буду хотеть тебя до конца своих дней.
Он, конечно, не думал, что слова эти заставят ее вдруг ощутить всю полноту своей к нему страсти и побудят прикоснуться к нему, погладить плечо, отдаться, наконец…
— Келли! — ласково прошептал он, поднявшись на ноги и склонившись над ней.
— Не забудьте, — заставила она себя повторить еще раз, — что я ваш враг. Отвратительный, страшный…
— Только не отвратительный!
Девушка сжалась в комок, обхватив колени руками. Настоящая буря чувств всколыхнулась в ней, когда он, медленно обойдя вокруг лохани, остановился у нее за спиной. Еще миг — и он прикоснется к ней, а потом… По спине у нее пробежали мурашки.
— Право же, вам лучше уйти, — еле слышно прошептала она.
— Да, — отозвался он, но даже с места не двинулся. — Я все понимаю, но, видит Бог, Келли, мы оба знаем, что я не могу.
Она уже готова была закричать, не выдержав напряженного ожидания и душевного смятения, как вдруг ощутила его губы на своей шее. Чувственный жар охватил ее так внезапно, что она задрожала.
— Ox! — Келли чуть не соскользнула под воду, но он моментально подхватил ее на руки. И девушка, сдавшись, прильнула к нему. Темные завитки на его груди, вид которых и раньше завораживал ее, теперь вызвали в ней совершенно незнакомые ощущения. Дэниел замер на мгновение и впился ей в губы поцелуем.
Его жадные влажные поцелуи вызывали восторг и были такими нежными, что она замирала от счастья. Губы Камерона зажигали и возбуждали, она от них слабела, но не могла насытиться. Теперь он с полным правом мог причислить ее к «своим женщинам»: она его страстно хотела.
Келли обняла Камерона за шею, и он, приблизившись к постели, положил девушку на простыню и распустил ей волосы.
Полюбовался красотой разметавшихся огненных прядей, потом взглянул ей в глаза.
И прочел восторженное удивление.
Дэниел снова поцеловал ее, на сей раз неторопливо и очень нежно, сдерживая страстное нетерпение: горячий, влажный рот ласково вбирал в себя ее губы, язык пробовал их на вкус, нежно покусывали зубы.
Рука мужчины скользнула вверх к влекущей женской груди.
Он приподнял ее на ладони и, оторвавшись на миг, снова поглядел в глаза и скользнул взглядом ниже. Вот на соске капелька воды, он слизнул ее и вобрал в рот затвердевший бугорок, дразня, покусывая, лаская его и смакуя ощущения. Она вскрикнула от неожиданности. Любовник запустил пальцы в ее волосы. уст ее вырвалось его имя.
Келли еще никогда в жизни не испытывала такого непреодолимого желания. Каждой клеточкой своего тела она ощущала его. Взъерошив волосы у него на голове, девушка провела рукой по шее и скользнула пальцами по спине. К этой коже и этим мускулам она прикасалась и раньше, когда обтирала его во время лихорадки.
Теперь же ее прикосновение усиливало любовный жар.
— Даже если сгинут все армии, — прошептал он, — я, пожалуй, не буду сожалеть об этом вторжении на Север.
Келли облизала пересохшие губы, и он тотчас нежно овладел ее губами. Потом губами же исследовал ее шею, задержался на ямочке над ключицей и спустился в ложбинку между грудей.
Оставляя за собой раскаленную дорожку, он наконец добрался до пупка. Острота ощущений, которые он будил, пугала, но сопротивляться не было сил.
Язык мужчины танцевал уже на животе, лаская, пробуя, а она лишь играла его густой, черной как смоль шевелюрой. Нет, сдерживать его бесполезно. Да и зачем?
Дэниел, поцеловав ее бедро, спустился ниже. Неужели он намерен?..
Она замерла в ожидании. Слова протеста, рвавшиеся с ее губ, так и остались невысказанными. Но, наверное, даже тело ее покраснело от смущения. Ожидание превратилось в сладкую агонию. Чувство было слишком интимным, слишком острым и исходило из самых глубин ее существа…
