Ведьмины камни (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– Я понял, что значат эти камни, – раздалось однажды, дня через два, прямо у нее над головой.
В это время Хельга наливала мед из кувшина в чью-то чашу; услышав знакомый голос, низкий и уверенный, у себя прямо над ухом, ощутив прямо за спиной присутствие чего-то большого и теплого, она вздрогнула и поставил кувшин на стол. Повернулась, стараясь не пучить глаза от удивления и растерянности. Нельзя дать ему понять, как он ее напугал!
Эскиль стоял совсем близко, опираясь рукой о стол, и Хельга еще попятилась. Он смотрел на ее «ведьмины камни» и держался так, будто они продолжают дружеский разговор, начатый когда-то ранее.
– И что же ты понял? – спросила она, стараясь выиграть время, чтобы прийти в себя.
Хельга с самого детства была умной и бойкой девочкой; благодаря воспитанию она не терялась даже со знатными, облеченными властью людьми, умела держаться почтительно, но непринужденно. Однако здесь было что-то другое: Эскиль, старше ее лет на семь-восемь, по своей повадке казался каким-то столетним великаном, повидавшим столько, сколько обычным людям и за две жизни не увидеть. Из-за этого было жутковато смотреть ему в глаза – они не были злыми или угрожающими, но как будто все время видели тень смерти где-то рядом, не упускали ее из виду, и все остальное по сравнению с этим значило для этих глаз немного.
– Это, – Эскиль кивнул на «ведьмины камни», – сердца тех, кого ты съела. Тролли едят людей, я знаю. А сердца ты высушила и носишь как свою добычу.
– Хочешь прибавить к ним свое? – язвительно ответила Хельга; она сама не знала, что говорит, но молчать было еще хуже.
– Попробуешь достать? – Эскиль улыбнулся левой половиной рта и поднес руку к бронзовым пуговкам шелкового кафтана на груди.
– Сдается мне, твое сердце уже и так из камня, – не глядя ему в лицо, ответила Хельга. – Я вижу его…
– Видишь?
Он расстегнул пару пуговок и отодвинул край, как будто чтобы ей было лучше видно область сердца, хотя, конечно, увидела она только белую ткань сорочки и часть толстой плетеной цепи из серебра. Ей даже показалось, что она различает запах его тела – теплый, влекущий, он был таким неожиданно-приятным, что это причиняло досаду. Чего в нем такого приятного, что может так пахнуть?
– Вижу! – Хельга вдруг ощутила воодушевление, как в детстве, когда играли в норн-предсказательниц. – Это серый камень, неровный, очень прочный…
– Со следами от стрел и копий… Как ты можешь так ясно видеть?
– Это видно… по глазам. – Хельга наконец заставила себя поднять взгляд и посмотреть ему в глаза.
И поняла, что сказала правду: его серые глаза были именно такими.
– Только едва ли твое сердце принесет мне удачу, как вот эти. – Она показала на свое ожерелье и тут же подумала, что зря дала ему лишний повод сюда посмотреть.
– Это ты напрасно. – Его голос звучал спокойно, но у Хельги мелькнуло ощущение, что эти ее слова его задели. – Я – удачливый человек.
– Вот это – знаки твоей удачи? – Хельга глазами показала на красные пятна его лица и шеи, следы ожогов от «греческого огня».
– Ну еще бы! Я выжил, а многие у нас сгорели заживо, или умерли через пару дней от ужасных ожогов, или лишились глаз.
– А выглядит так, будто тебя приласкала сама Хель.
– Может, попробуешь вылечить? – Он слегка подался к ней, и Хельга принудила себя остаться на месте. – Эти твои камни ведь лечат?
– Я недостаточно стара, чтобы вылечить такого ётуна, как ты! – Хельга почти засмеялась. – Обратись к кому-нибудь поопытнее.
– Не вижу тут других лекарок. Если сама не хочешь, может, продашь мне один-два?
– Продать? Мои «ведьмины камни»? – Хельга накрыла ожерелье ладонью.
Впервые в жизни к ней обращались с таким предложением. Даже дети знают: счастливый камень нужно найти самому!
– Ну да. Хорошую цену дам.
Эскиль расстегнул еще несколько пуговок и вытащил из-под кафтана серебряную цепь. На ней висело с десяток разных перстней – золотых и серебряных, с самоцветными камнями и с яркой эмалью, один даже с малюсенькими, как белые маковые зернышки, жемчужинками вокруг зеленовато-голубого камня и по всему золотому ободку. Кажется, это был тот же камень, что назывется «фирузе», только с примесью зеленого оттенка.
– Меняю. – Держа кольца на ладони, Эскиль показал их Хельге. – Один к одному.
Вокруг изумленно загудели, и Хельга осознала, что каждое слово их беседы ловят десятки ушей. А чутье подсказало ей: Эскиль ни на мгновение о них не забывает и говорит все это не только для нее, но и для них.
– Да ему добычу девать некуда – на простые камни золото меняет! – издевательски, но не без восхищения бросил кто-то из толпы.
– Хватай скорей! – посоветовал Хельге другой голос. – За серые камни тебе никто столько не даст!
Эти голоса подбодрили Хельгу, и она подняла нос.
– Эти камни у нас зовутся «глаз Одина». И они – мои друзья, приносящие удачу. Друзей на перстни не меняют!
Эскиль помолчал, потом отступил и даже слегка поклонился, предлагая ей пройти. Она двинулась прочь, и уже отойдя на несколько шагов, сообразила: он не нашел ответа и признал свое поражение! Гордость собой и своей находчивостью залила ее с такой силой, что казалось, под ногами вспыхивают искры. Она рассчиталась с ним за тот случай со «скользким тростником»!
Уже в поварне Хельгу с головой накрыло волнение, о котором она на время этого поединка забыла – было не до него. Надо было порезать копченое сало и разложить на деревянном блюде, но у нее так задрожали руки, так что пришлось отложить нож, сесть и успокоиться. Ее трясло, присутствие Эскиля ощущалось так ясно, как будто он держал ее за обе руки.
Она победила! Победила в поединке, который он сам же и затеял, победила на глазах у всех его товарищей-наемников! Она гордилась своим последним ответом и ничуть не жалела, что отказалась от дорогих колец. А могла бы приобрести часть греческой добычи! Пока что только Тородд подарил ей золотой кругляшок, на котором было выбито изображение какого-то цесаря в венце и с крестиком на макушке, и это уже было немалое сокровище. А могла бы носить кольцо, внушая зависть очень многим. Такие дары очень уважаемы – с ними передают и часть удачи победителей, особенно когда дар получен от не последнего человека в дружине. О положении Эскиля она догадывалась, видя, с каким внимание наемники следят за ним, прислушиваются к его разговору с ней. Она часто видела его в гриднице беседующим с Ингваром – так обыденно, будто они ровня. Но она так и не слышала ничего о его роде. Только по выговору его – такому же, как у ее матери и дяди Эйрика, – угадывала уроженца Свеаланда.
Кое-что она вскоре об этом узнала. В тот же вечер, когда Эскиль пытался выторговать у нее «ведьмин камень», Берислава заговорила с ней. Так повелось, что, закончив подавать угощение и питье – столько, сколько распорядилась дать Сванхейд, – знатные женщины удалялись, оставив дружину и гостей-мужчин пировать. В последние дни Хельга при этом ощущала смутное сожаление, что приходится уходить, как будто она упускала что-то важное. Но пьянеющим наемникам пусть прислуживают рабыни, кого не оскорбит, если в благодарность за пиво их хлопнут по заду.
– Я видела, ты сегодня в гриднице говорила с Эскилем, – начала Берислава.
– Да? – безразлично ответила Хельга, снимая свои украшения и укладывая в мешочек. – Прицепился ко мне – вот же наглец.
– Не советую тебе много с ним болтать, – продолжала Берислава с суровостью опытной замужней женщины, у которой первенцу уже сравнялся целый год! – О его роде ничего хорошего неизвестно. Я спрашивала Тородда. Он даже не знает, как Эскиль попал в войско – пришел с дружиной Хавстейна, скорее всего. Хавстейн был очень уважаемый человек и родовитый. А тот при нем болтался. Хавстейн погиб в том большом сражении под Гераклеей, и после него варяги выбрали своим вождем Эскиля. Он по годам не старше Ингвара, но хорошо умеет с людьми управляться – мне так Тородд сказал. И с кораблем. К тому же он… очень храбрый, – с неудовольствием добавила Берислава; она не хотела хвалить Эскиля, но должна была объяснить причину его славы. – Люди его слушаются. Но каков его род – никто не знает. Тородд говорил, он рассказывает какие-то байки, будто он… ну, словом, то ли он сам чей-то побочный сын, то ли его отец или даже дед, я не знаю. Даже если его дед был побочным сыном Рагнара Меховые Штаны, он не может ни на что притязать. И все это могут быть выдумки. Знаешь, всякий подкидыш себя тешит мечтами, будто он сын конунга, которого похитили из дома враги.
