Элизабет Вернер - Эгоист (дореволюционная орфография)
На лицѣ Густава действительно виднѣлось высшее напряженіе, и онъ читалъ слова дѣвушки буквально съ ея устъ. Фрида повидимому и на самомъ дѣлѣ ничего не понимала въ „подобныхъ вещахъ“; по крайней мѣрѣ она смотрѣла на Густава все еще съ крайнимъ изумленіемъ. Однако она уступила его настояніямъ и начала говорить:
— Недавно Джесси задала мнѣ съ укоромъ вопросъ, неужели я дѣйствительно рискну довѣрить все свое будущее такому безсердечному эгоисту, какъ ты? Я стала защищать тебя — правда, достаточно неловко, такъ какъ вѣдь я не смѣла ничего выдать и должна была молчаливо выслушивать каждый упрекъ тебѣ.
— Ну, дальше! — задыхаясь торопилъ ее Густавъ. — Дальше!..
— И вотъ во время этого разговора Джесси внезапно разразилась слезами и воскликнула: „Ты слѣпа, Фрида, ты хочешь быть слѣпой, а я имѣю въ виду лишь твое счастье! Ты не знаешь, какъ мнѣ тяжело такъ унижать предъ тобою этого человѣка, и Богъ вѣсть, сколько бы я дала за то, чтобы онъ представился и мнѣ такимъ же чистымъ и стоялъ такъ же высоко, какъ въ твоихъ глазахъ!“. Сказавъ это, она убѣжала и заперлась въ своей комнатѣ. Но я знаю, что она тамъ проплакала несколько часовъ.
— Это — ни съ чѣмъ несравнимое, дивное извѣстіе! — въ восхищеніи воскликнулъ Густавъ. — Дитя, ты даже представить себѣ не можешь, какъ ты была умна, замѣтивъ это! Поди сюда, за это я долженъ поцѣловать тебя! — и онъ, обнявъ дѣвушку, сердечно поцѣловалъ ее въ обѣ щеки.
Какая-то тѣнь упала на входъ въ бесѣдку — тамъ стоялъ Францъ Зандовъ; онъ вернулся за своей записной книжкой и сталъ свидѣтелемъ этой сцены. Одно мгновеніе онъ стоялъ неподвижно и молча, но затѣмъ подошелъ ближе и возмущенно воскликнулъ:
— Густавъ!.. Миссъ Пальмъ!..
Молодая дѣвушка испуганно вздрогнула. Густавъ тоже поблѣднѣлъ и выпустилъ ее изъ объятій. Катастрофа, которую онъ во что бы то ни стало хотѣлъ отдалить, надвинулась, стала неотвратимой; это онъ сразу же увидѣлъ. Теперь необходимо было съ достоинствомъ встрѣтить ее.
— Что здѣсь такое? — спросилъ Францъ Зандовъ, мѣряя брата гнѣвно засверкавшимъ взоромъ. — Какъ ты смѣешь такъ приближаться къ молодой дѣвушкѣ, находящейся подъ защитой моего дома? И вы, миссъ Пальмъ? какъ вы могли дозволить подобное обращенiе? Можетъ быть, оно было для васъ желательно? Видимо между вами установились уже очень довѣрчивыя отношенія.
Фрида ничего не отвѣтила на этотъ брошенный ей горькiй упрекъ. Она глядѣла на Густава, словно ожидая отъ него защиты. А онъ уже овладѣлъ собою и, подойдя къ брату, успокаивающимъ тономъ произнесъ:
— Выслушай меня! Ты заблуждаешься... я все объясню тебѣ...
— Мнѣ ме нужно никакихъ объясненій, — перебилъ его Францъ Зандовъ. — Я самъ видѣлъ то, что ты позволилъ себѣ, и, надѣюсь, ты не попытаешься оспаривать свидѣтельство моихъ собственныхъ глазъ. Я всегда считалъ тебя за человѣка легкомысленнаго, но не за столь безчестнаго, чтобы ты здѣсь, почти на глазахъ Джесси, обѣщанной тебѣ невѣсты...
— Францъ, а теперь перестань! — такъ внезапно и твердо вмѣшался Густавъ въ рѣчь брата, что даже тотъ, до крайности разгнѣванный, замолкъ. — Я не позволю тебѣ говорить мнѣ подобныя вещи, такъ далеко не простирается мое самопожертвованіе. Фрида, поди сюда ко мнѣ! Ты видишь, мы должны говорить! Онъ долженъ узнать правду!
Фрида повиновалась; она подошла къ нему и, словно защищая его, положила ему на плечо руку. Францъ Зандовъ, ничего не понимая, смотрѣлъ поочередно на нихъ обоихъ. Все происходившее предъ нимъ было для него непонятно; онъ очевидно не имѣлъ никакого представленія объ истинномъ положеніи вещей.
— Ты несправедливо упрекаешь меня, — продолжалъ Густавъ, — неправъ ты также и по отношенію къ Фридѣ. Если я поцѣловалъ ее, то она имѣла на это право. Вѣдь она съ самой ранней своей юности находится подъ моей защитой. Всѣ отталкивали это бѣдное, покинутое дитя, всѣ тѣ, кто долженъ былъ оказывать ей и защиту, и любовь. Я былъ единственнымъ, осуществившимъ свое родственное право. И теперь я использовалъ его и думаю, что смѣю осуществлять его.
Было изумительно, какой глубокой серьезностью звучалъ теперь голосъ этого подчасъ безшабашнаго насмѣшника. Францъ Зандовъ уже при первыхъ словахъ отступилъ назадъ, словно ужаснувшись какого-то предчувствія. Вся краска сбѣжала съ его лица, оно становилось все блѣднѣе и блѣднѣе, и, упорно устремивъ свой взглядъ на Фриду, онъ беззвучно и почти механически повторилъ:
— Твое родственное право? Что... что это значитъ?
Густавъ поднялъ головку молодой дѣвушки, прислоненную къ его плечу, и, повернувъ ея лицо прямо къ брату, произнесъ:
— Если ты не догадываешься объ этомъ, то прочти по этому лицу; можетъ быть, тогда тебѣ станетъ ясно, къ кому относится то сходство, которое ты искалъ въ немъ. Правда, я обманулъ тебя, долженъ былъ обмануть, такъ какъ ты отклонялъ всякую возможность соглашенія съ тобою. Тогда я ухватился за послѣднее средство и самъ привезъ Фриду сюда. Я надѣялся, что въ тебѣ постепенно разовьется чувство, которое опять согрѣло бы твое полузамерзшее сердце; я расчитывалъ, что въ концѣ концовъ у тебя опять зародится мысль, что та посторонняя дѣвушка, къ которой тебя такъ властно влекло, имѣетъ право на твою любовь. Увы! это не удалось, все открывается предъ тобою внезапно, неожиданно. Но посмотри на эти черты; вѣдь это — твои! Ты долгіе годы страдалъ отъ тяжелаго, мрачнаго безумія и заставилъ ни въ чемъ неповинное дитя искупать прегрѣшеніе своей матери. Ну, такъ пробудись же наконецъ отъ своего безумія, открой объятья... своему единственному, своему отвергнутому ребенку!
За этими словами наступила долгая, тяжелая пауза. Францъ Зандовъ пошатнулся; одно мгновеніѳ казалось, что онъ упадетъ, но онъ остался стоять. Его лицо страшно подергивалось, изъ его груди со стономъ вылетало порывистое дыханіе, но онъ не сказалъ ни слова.
— Фрида! — мягко произнесъ Густавъ. — Пойди къ своему отцу!.. видишь, онъ ждетъ этого...
Онъ потянулъ ее впередъ и намѣревался подвести къ своему брату, но тотъ внезапно овладѣлъ способностью рѣчи. Онъ сдѣлалъ движеніе, словно желая оттолкнуть отъ себя приближавшуюся къ нему дѣвушку, а затѣмъ глухо и сурово сказалъ:
— Назадъ! Такъ легко вамъ еще не дастся побѣда. Теперь я насквозь вижу всю комедію.
Фрида вздрогнула; она высвободилась изъ рукъ своего защитника и медленно стала отходить назадъ, къ дальнему краю бесѣдки.
— Комедію? — оскорбленно произнесъ Густавъ. — Францъ, какъ можешь ты такъ говорить въ подобный моментъ?
— А что же тутъ иное? — разразился Зандовъ старшій. — Какъ называешь ты ту пошлую скоморошью игру, которую ты инсценировалъ за моей спиной. Значитъ, въ теченіе цѣлыхъ недѣль я въ своемъ домѣ былъ окруженъ ложью и обманомъ? И Джесси вовлекли въ это — вѣдь безъ ея согласія все это было бы невозможно! Всѣ вы составили заговоръ противъ меня! Ты... — онъ обернулся къ Фридѣ, словно на одну ее желая излить весь свой гнѣвъ, но въ этотъ же моментъ встрѣтился съ глазами дѣвушки, и слова замерли на его устахъ. Онъ помолчалъ нѣсколько секундъ, а затѣмъ продолжалъ съ горькимъ презрѣньемъ: — навѣрно тебѣ нарисовали, какъ соблазнительно имѣть отца, который можетъ оставить тебѣ въ наслѣдство богатство и создать тебѣ блестящее положеніе? Ради этого ты путемъ лжи вторглась въ мой домъ. Но то, въ чемъ я поклялся, покидая Европу, останется неизмѣнно. У меня нѣтъ ребенка, я не желаю имѣть его, даже если законъ хоть десять разъ присудитъ его мнѣ! Удались назадъ за океанъ, туда, откуда ты явилась. Я не хочу быть жертвой обмана.
