Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 2
— Демоница! Наказание своей семьи и всего рода! — кричал Гейзар так яростно, что, казалось, разбрызгивал вокруг горящую серу. — Ты будешь повешена за свою дерзость! Гундобад! Схвати ее!
Десять воинов Гундобада начали пробираться к Ауриане, хотя в их движениях ощущалась неуверенность, они хорошо чувствовали настроение толпы и опасались расправы над собой.
— Не приближайтесь ко мне! — голос Аурианы пронзил их, словно острое копье. Люди Гундобада застыли на месте.
Само это движение поразило Гейзара, оно свидетельствовало об утрате им авторитета среди соплеменников: было ясно, что Ауриана внушает им больший страх, нежели он сам. Последние сомнения покинули старого жреца: эту девушку необходимо уничтожить любым путем.
— Ты, пророчествующий за деньги, не имеешь никакого права судить меня! — продолжала Ауриана. — Сколько бы ни было во мне зла, но я всегда исправно плачу за все. А когда, жрец, ты оплатишь свои долги?
Сказав это, она повернулась и пошла к открытым воротам. Дружинники Бальдемара смотрели на нее с растущим беспокойством. Теперь ей несдобровать, она распалила гнев Гейзара до такой степени, что жрец стал смертельно опасным. Надо было срочно принимать какие-то меры, чтобы спасти лицо главного жреца, иначе Ауриане не дожить до завтрашнего утра — жрец подошлет к ней верных ему людей, и те тайно убьют ее.
— Выслушайте меня! Я буду говорить! — это был голос Ателинды. Ауриана сразу же резко остановилась, как будто ее дернули за привязанную к ней веревку. Она почувствовала головокружение и приступ тошноты от страха: что сейчас скажет мать? Она медленно пошла на место и стала у самых поручней, так что только яма отделяла ее от матери.
— Нет никакой необходимости наказывать ее за кощунство, — заявила Ателинда. — Если она будет проклята и отринута семьей, твоя месть, Гейзар, окажется совершенно ненужной. Потому что не существует ничего более ужасного на свете, чем участь изгоя, человека без рода и племени, проклятого семьей! Итак, я прошу, разреши нам изгнать ее с нашей земли без пищи, воды и оружия, прокляв ее всем родом!
Гейзар задумался. Это был, пожалуй, прекрасный способ избавиться от нее и в то же время не пятнать своих рук кровью колдуньи. Да, это прекрасное решение непростой задачи! И хорошо то, что эти слова произнесла сама Ателинда, потому что люди считали ее мудрой. Наконец, Гейзар согласился с предложением Ателинды легким, еле заметным кивком.
Ателинда медленно подняла руку и, устремив на Ауриану указующий перст, начала ритуал проклятия:
— Я заявляю во всеуслышанье, что с этого мгновения ты проклята мною! У меня больше нет дочери! Фрия, призываю тебя в свидетели! Прокляни всякого, кто даст ей кров или воду!
Ауриана помертвела, дыхание ее пресеклось — она едва могла поверить, что эти слова говорит ее мать. Она старалась разглядеть ее лицо, скрытое плотной накидкой в знак траура. Значит, вот чего хочет ее мать! На мгновение Ателинда приподняла темную ткань с лица. Да, Ауриана не ошиблась, ее мать не желала даже взглянуть ей в глаза.
Гейзар торжествовал и упивался свершившейся местью, не отводя глаз от лица Аурианы. Это был миг его ликования, миг полной сокрушительной победы над ней! Все, на чем держалась жизнь Аурианы, рухнуло, у нее больше не было почвы под ногами. Губы девушки побелели, в лице не было ни кровинки, глаза даже не осмеливались умолять или искать жалости в ком-нибудь из соплеменников. Она выглядела в этот момент маленькой и одинокой, словно брошенный ребенок. И Гейзар был удовлетворен произошедшей в ней переменой. Эта девушка многого лишила его, у Гейзара было такое чувство, будто его обокрали. Теперь люди будут осторожно относиться к его пророчествам. Она осквернила ту воду, в которой он купался с таким наслаждением. Так пусть же она медленно умрет, медленно, в изгнании, вне жизни рода и племени.
Ауриана не произнесла ни слова, да и что она могла сказать, если собственная мать объявила во всеуслышание ее проклятой и умершей? Не отдавая себе отчета в том, что делает — возможно она просто искала живую душу, которую можно было бы взять с собой в изгнание в качестве товарища по несчастью, — Ауриана открыла ворота и спустилась в яму. Серый в яблоках жеребец радостно устремился к ней и зафыркал, как бы узнавая ее. Взяв его за недоуздок, она легонько потянула жеребца и вывела его из ямы. У этого коня был ее дух, ее нрав — кто же будет препятствовать ей, отрицая ее право взять его с собой? Зигреда хотела было что-то сказать, но решила: конь больной и к тому же весь израненный, пусть же Ауриана заберет его с собой.
Все соплеменники замерли в молчании, людям было не по себе, они не испытывали никакой радости или удовлетворения от подобного решения.
Ауриана повела серого жеребца в сосновый бор, чувствуя, что навсегда покидает свою прежнюю жизнь, оставляя за собой все дорогое и близкое. Обездоленная, лишенная семьи, домашнего очага и поддержки рода, она брела куда глаза глядят. Когда она проходила мимо Холма Куницы и собиралась уже углубиться в густой лес, неожиданно до ее слуха донесся хруст веточек за спиной, и Ауриана явственно различила быстрые легкие шаги. Кто-то догонял ее. Девушка остановилась и вытащила кинжал из-за пояса. Неужели Гейзар после всего случившегося все-таки послал вслед за ней наемного убийцу, чтобы тот потихоньку расправился с ней?
Но тут Ауриана заметила, что это была всего лишь Суния Девочка робко приближалась к ней, вся измазанная в грязи бездорожья и запыхавшаяся; наконец она подошла и молча остановилась перед Аурианой. У нее были огромные скорбные глаза и худая неловкая угловатая фигура. Лицо ее светилось самоотверженной нерассуждающей щенячьей преданностью и любовью к Ауриане.
Ауриана вдруг осознала, что несчастье этой девочки было, может быть, еще более горьким, чем ее собственное, потому что мать Сунии поработила душу и тело своей дочери. Суния приблизилась к Ауриане, держа в руке узелок.
— Суния, ты с ума сошла! Ты подвергаешь себя смертельной опасности, предлагая мне свою помощь. Уходи сейчас же.
— Я и без того живу жизнью проклятого человека. Так что мне безразлично, что со мной сделают.
Ауриана взяла узелок и заглянула в него. В нем лежал детский лук со стрелами — он, конечно, не был оружием в полном смысле слова, но все же с его помощью она сможет добыть себе мелкую дичь. Там же она обнаружила краюху просяного хлеба. Ауриана не могла оторвать взгляда от этих простых вещей, чувствуя, как на ее глазах закипают слезы. Она притянула Сунию к своей груди и крепко расцеловала ее, не в силах произнести ни слова от душивших ее беззвучных рыданий.
