Мишель Ловрик - Венецианский бархат
Печатное дело интересовало падре Пио чрезвычайно; одной из многочисленных его задач было увеличение количества томов в библиотеке. Он побывал в Майнце, дабы лично ознакомиться с процессом использования подвижных литер, и рассчитывал на полный успех печатных станков. Он также был одним из тех на удивление многочисленных либеральных клириков, которые не видели никакой опасности в возрождении древнегреческих или латинских текстов.
– Это всего лишь красочные аллегории истинных ценностей Господа Бога нашего, – говорил он. – В них нет никакого богохульства. Все, что доставляет такое удовольствие, не может не быть даром Божиим. Как виноград или взбитые сливки.
Сам падре Пио никогда не бывал в Венеции, но знал, что она может предложить двум предприимчивым и энергичным немцам, имеющим нечто прекрасное и практичное на продажу.
В день их отъезда он лично проводил их до корабля, который должен был отвезти обоих вниз по Рейну до Базеля. Крепко обняв братьев на прощание на пристани, он напутствовал их словами:
– Отправляйтесь прямиком в Locanda Sturion[51], запомните; не позволяйте отвести себя куда-либо еще, а потом идите в fondaco. А уж оттуда – прямиком на Пьяццу![52] Каналы! Куртизанки! Ах, Венеция! Если бы я был на пять лет моложе! Вы должны написать мне обо всем! Слышите? Обо всем!
Он махал им вслед до тех пор, пока их судно не скрылось за излучиной реки. Последним звуком дома для братьев стал его голос, долетевший до них над вспененной водой: «“Стурион”! Ищите вывеску: серебряная рыба на красном поле».
Повернувшись, чтобы уйти, падре Пио подумал: «Хотел бы я знать, вернутся ли они?»
* * *Ранним весенним утром 1468 года братья из Шпейера прибыли в Местре. Они растерянно стояли, дрожа от холода, среди ящиков и сундуков, выгружаемых на пристань. Пусть они и не догадывались об этом, но ящики сослужили им добрую службу и стали хорошим предзнаменованием. В них находилась первая партия манускриптов из собственной библиотеки кардинала Виссариона, которую он целиком и полностью пожертвовал Венеции, дабы сделать ее книжным городом. Тысяча новых томов, большей частью на греческом… сейчас их переносили во Дворец дожей на временное хранение, пока для них не будет готова библиотека.
Спотыкаясь, братья сошли на берег, волоча за собой дорожные сундуки и сумки. Бо́льшую часть из них тащил Венделин, поскольку Иоганн значительно уступал ему и ростом, и силой; с самого детства он не отличался ни крепким телосложением, ни отменным здоровьем. Вся физическая сила и выносливость в семье достались Венделину. Но из них двоих большее впечатление производил именно Иоганн. Он привлекал внимание окружающих, внушая им тревогу и беспокойство своим пристальным вопросительным взглядом.
На ломаном итальянском, усвоенном из архаичных трактатов с помощью падре Пио, братья подрядили носильщика, чтобы перенести свой багаж, битком набитый матрицами и железными буквами, на лодку. И что это была за лодка! Единственный доступный транспорт оказался длинной змеей черного дерева, высунувшей голову из воды, неширокой посередине и еще сильнее сужающейся к корме и носу, на котором в тусклых лучах рассветного солнца злобно скалила зубы посеребренная морда твари. Братья уселись рядышком на покрытое бархатом мягкое сиденье, а носильщик скорчился на разрисованной жесткой скамеечке. Они во все глаза смотрели, как перед ними разворачивается подернутая дымкой панорама сказочного города. Если бы они не читали о нем в книгах, то решили бы, что видят мираж, видение, навеянное им тяготами проделанного путешествия. На фоне рассветного неба возносились стройные башни; город казался покоящейся на подносе из расплавленного золота раскрытой книгой, страницы которой перелистывал ветер. Белые дворцы, украшенные каменным кружевом, парили над туманной водой. Остальные здания были инкрустированы мозаикой и отливали всеми оттенками ляпис-лазури.
Братья хранили благоговейное молчание, боясь заразить друг друга своими страхами, высказанными вслух. Венделин и Иоганн, словно зачарованные, вцепились в борта гондолы, в глубине души желая вновь очутиться среди бархатных холмов Шпейера и упрекая себя за глупость и самонадеянность. Кто они такие, чтобы осмелиться вступить в этот легендарный город и при этом мечтать, что смогут привнести в него нечто новое?
Солнце поднималось все выше. Призрачные очертания города обретали плоть и четкость. Теплый ветерок ласково ерошил их волосы, отчего они вздрагивали, как в ознобе. Когда лодка приблизилась к берегу, их атаковали запахи: сдобной кондитерской выпечки, маринованных оливок, чеснока и лилий. Они услышали пение, выкрики уличных носильщиков и, что самое удивительное, трели птиц, наполнявшие солоноватый воздух нежным очарованием. Повсюду взгляд их натыкался на других чужеземцев – турок, греков, египтян, а до слуха доносились обрывки варварских наречий. Их гондольер направил лодку по Гранд-каналу, мимо палаццо, церквей и складов, изящные силуэты которых странным образом контрастировали с их огромными размерами и утилитарным предназначением. Братья сидели не шевелясь на своей бархатной скамье, пытаясь не поддаваться благоговейному испугу и думая о замечательном новом изобретении, что покоилось в их кожаных сумках.
«У нас есть что предложить даже этому волшебному городу», – думал Венделин, поглаживая замки своего дорожного сундука.
– Что это за красивое здание? – поинтересовался он у гондольера, когда они проплывали мимо палаццо с неожиданно прямой осанкой и стройными очертаниями. Венделин с удовлетворением отметил, что длина его фасада в точности соответствовала гондоле.
– Вам не захочется побывать там, – проворчал носильщик. – Это Ca’ Dario[53]. Проклятое место.
– Выходит, вы здесь верите в привидений? – Венделин довольно улыбнулся. Было приятно узнать, что и у этого города есть свое слабое место, невинная причуда.
– Того, кто не верит в привидений, они сожрут, – последовал мрачный ответ.
У Риальто они сошли на берег вместе с носильщиком, который немедленно повел их по узким улочкам в гостиницу жены своего двоюродного брата.
– Кровати там такие мягкие, что на них не побрезговал бы умереть и серафим, – бросил он им через плечо сомнительную рекомендацию. – А еда такая, что доволен останется и голодный монах.
Заведение, в которое он их привел, не выглядело бы респектабельным ни для ангела, ни для клирика. Неряшливая женщина, прижимая к груди ребенка, небрежно приветствовала их. Предложенная им комната воняла пóтом и оказалась настолько темной, что владелице пришлось зажечь свечу, чтобы отыскать кровать. В круге отбрасываемого ею света Венделин заметил гигантскую тень блохи, поспешно спрыгнувшей с матраса.
