Патриция Поттер - Гордое сердце
По дороге Эйприл набрала пучок дикого лука. Между прочим, какую чудодейственную мазь сумела сделать из тысячелистника, вспомнила она. Ранки, царапины, волдыри намазала целебной кашицей, и через сутки — никаких следов болячек. И рана на боку благодаря этой мази заживает не по дням, а по часам. Оказывается, юты только тысячелистником и лечатся. Маккензи сказал. Все-то он знает. Между прочим, кто хочет, тот всему научится! Она и рану никогда раскаленным ножом не прижигала, но сумела же. За минувшие трое суток сподобилась сделать столько всего, что самой удивительно. Например, вымыла Маккензи с головы до ног. Разумеется, когда он лежал пластом, без сознания. Интимные места, конечно, остались нетронутыми. Впрочем, ничего бы с ней не случилось, если бы она его всего вымыла. Но ведь нрав у него совершенно непредсказуемый. Поди знай, как бы он к этому отнесся.
Эйприл вспомнила, как он был недоволен, когда обнаружил, что она раскромсала самое большое и теплое одеяло. Но зато какую прекрасную шерстяную рубаху-куртку для него соорудила! Без иголки и без ниток. Разве когда-нибудь могла предположить, что с помощью ножа и полосок, скрученных из лоскутов рваной рубашки, смастерит еще и теплое пальтишко для Дэйви из обрезков одеяла? И ведь ничего сложного! Прорезала ножом дырки в спинке, рукавах и полах и соединила скрученными полосками. Не сложнее шнуровки ботинка. Теперь обоим — и Маккензи, и Дэйви — никакой холод не страшен. Не важно, что некрасиво, зато удобно и тепло. Маккензи все сокрушался: мол, одеяло — незаменимая вещь в стужу, а потом смеялся, когда она сказала, что рубашек для него не напасешься, а голым ходить неприлично.
Эйприл улыбнулась. А какую стирку устроила… Все перестирала и высушила. И кожаные его штаны, и мокасины тоже. А сколько было шуму! Она даже слушать его не стала. Велела ему раздеться, а Дэйви — все принести, сама же спустилась к ручью. Сил потребовалось немало, чтобы отскоблить и смыть засохшую кровь. Маккензи чуть рассудка не лишился. Как же так? Она, видите ли, будет возиться с его штанами. Глупые условности! Она еще и не то может. Потому что любит его, вот и все.
Маккензи ждал ее возвращения. Даже не смог сдержать улыбку, издали увидев Эйприл, гордо вышагивающую по тропинке.
«Будто львица с добычей», — подумал он, глядя на гриву ее волос, отливающих рыжиной в лучах солнца.
Дэйви уже проснулся и, увидев мать, бросился к ней со всех ног.
— Мамочка, что это ты принесла? — взвизгнул он, стараясь заглянуть в кувшин.
Тот же самый вопрос читался в глазах Маккензи.
— Медвежатину, — произнесла Эйприл с неподдельной гордостью.
Маккензи какое-то мгновение смотрел на нее с недоверием, а затем произнес подчеркнуто уважительно:
— Вот это да! Полагаю, вам нелегко пришлось.
— Зато у нас есть завтрак и обед. А на ужин попробую подстрелить зайца.
— Убивать совсем непросто, должен я сказать, — заметил Маккензи с ласковой интонацией. — Тем более в первый раз. А для некоторых всегда тяжело, даже когда нет выбора. И это не слабость, поверьте, а… Словом, отвращение к убийству достойно уважения.
Он замолчал, и на его лицо набежала тень. Эйприл мгновенно поняла, что, говоря это, он имел в виду себя.
«Всего несколько слов, а как много сказано», — подумала она. Этим признанием он дал ей понять, что рассчитывает на взаимопонимание. Но ведь так оно и есть, она поняла его правильно!
Эйприл подошла к костру, разгребла угли и приладила ветки с кусками медвежатины на самодельном мангале. Не глядя на Маккензи, налила в кувшин с кусками мяса воды, положила дикий лук и подгребла под днище горящие сучья. И только после этого обернулась. Перехватив взгляд серых глаз, опаливший ее пламенем, она ничем не выдала своего волнения. Как ни в чем не бывало, убрала постель, причесала Дэйви, велела ему подбросить хворосту в костер, помыла чашки.
— Маккензи? — произнесла она наконец с вопросительной интонацией.
В голосе прозвучало сразу несколько вопросов. И ни на один из них он не мог дать ответа.
— Маккензи, — повторила Эйприл, — что дальше? Я хотела бы знать, какие у нас планы.
Он немедленно отметил про себя скрытый смысл в подмене обычного «вас» на «нас» и сразу почувствовал досаду. Зачем предлагать то, чему не суждено сбыться? Зачем обещать то, что невозможно дать?
— Завтра мы снимаемся. Оставаться здесь опасно, — сказал он тоном, какой установился, когда их путешествие только еще начиналось.
Невкусное, но питательное мясо ели молча. Эйприл жевала свой кусок с таким видом, будто медвежатина вполне съедобна.
До конца завтрака она не произнесла ни слова, но вздернутый подбородок яснее ясного говорил о том, что ее молчание всего лишь временная сдача позиций.
Им не удалось поговорить и позже. Катастрофически уменьшилась куча хвороста, а ветер, завывающий в верхушках сосен, обещал студеную ночь. Топора не было, поэтому сразу после завтрака Дэйви и Эйприл отправились за хворостом. Они бродили по лесу, собирая ветки, шишки, валежник. В поисках топлива для вечернего костра прошло время до обеда. Между тем похлебка оказалась вкуснее жареного мяса, потому что дикий лук отбил специфический привкус медвежатины. Упревшее варево понравилось даже Дэйви.
Как и следовало ожидать, наваристый суп подкрепил Маккензи. Почувствовав прилив сил, он с помощью Эйприл доковылял до ручья. Дэйви накопал червей, Маккензи сделал крючок и, привалившись спиной к дереву, занялся подготовкой к рыбалке.
Дэйви с Эйприл опять отправились за хворостом, оставив его в одиночестве. Забросив веревку с крючком и приманкой в воду, Маккензи задумался. Если удастся наловить побольше рыбы, они смогут продержаться еще несколько дней. Копченая рыба долго не портится, в пути это отличное подспорье. А здесь оставаться опасно. Надо сниматься. Но куда? Если Пикеринг добрался до форта Дефайенс, тогда Вейкфилд, возможно, уже в пути. Хотя вряд ли он сам возглавит поиски. Как опытный воин, генерал, скорее всего, постарается укрепить границы, поскольку понимает, что взбунтовавшиеся апачи несут смерть, разрушения и неисчислимые бедствия. Так что Вейкфилд, скорее всего, поручит поиски дочери и внука кому-нибудь другому. Должно быть, адъютанту Моррису. Тот однажды наведывался к нему в долину вместе с Вейкфилдом. Стало быть, именно туда Моррис прежде всего и отправится, решил Маккензи. Эта мысль его не обрадовала. Моррис толковый малый, черт бы его побрал! Грамотный офицер, этого у него не отнимешь. Собственно, поэтому он адъютант у Вейкфидда. Генерал, надо отдать ему должное, бездарей не выносит. Но ни тот, ни другой понятия не имеют, где находится хижина покойного отца, продолжал размышлять Маккензи. Он никогда об этом не заводил с ними разговор. Да и вообще не упоминал о своем отце. Вейкфилд ничего о Робе Маккензи не знает. Отец всегда скрывал ото всех свое дворянское происхождение. А уж ему-то и вовсе наплевать на какие-то королевские распри столетней давности. Отец был помешан на сохранении в тайне какой-то там приверженности британской короне. Поэтому Маккензи всего лишь дважды в год навещал отца. Тот вечно дрожал от страха: а ну как кто-то разнюхает о том, что его сынок на службе в американской армии! Странные они, эти люди старой закалки. Бывало, привезет отцу муки, кофе, сахару, овса для единственной лошаденки, вот и все отношения. Чудной был старик! Старый, дряхлый, но одинокую жизнь в горах предпочитал всем благам цивилизации. Маккензи вздохнул, вспомнив, как приехал навестить отца около года назад и нашел старика бездыханным. Тот лежал на полу у порога с топором в руке.
