Анна Соколова - Царское гадание
Гадалка подняла руку, как бы желая прекратить этот разговор.
— Сегодня об этом простом, греховном и житейском я говорить не могу! — сказала она. — Я исполнила то, что могла исполнить там, где возможно было мое личное вмешательство! Ни предотвратить, ни остановить ничего я не могла. Я согласилась устроить тебе то, что ты называешь своим «гнездышком», только потому, что тут, в этом теплом «гнездышке», маленькой птичке будет и теплее, и безобиднее, чем где бы то ни было.
— Обидеть ее никто не может, — возразил государь. — Я этого не дозволю!
— Не все доходит до тебя, государь! Много есть такого, что ты и мог бы, и, быть может, хотел бы исправить, да не знаешь ты, что именно исправлять надо! Власть царя земного ограничена, от него все скрыто, все в тайне сохранено!.. Но раз ты заговорил о маленькой обиженной птичке…
— Обиженной? — воскликнул государь. — Почему обиженной? Кто обидел ее?
— Ты, государь, спрашиваешь меня об этом?
— Да. Конечно, я!..
— Ты сам обидел ее, государь. Ты отнял у нее то, чем красна жизнь человека, чем ясна вся жизнь женщины, а именно честь у нее отнял!
— Послушай… ты забываешься! Всему есть мера…
— Кроме правды, государь! Святой и светлой правде ни меры, ни предела нет! Но не упрекать я тебя хочу и не в душу твою царскую заглядывать! На это у меня, действительно, ни права, ни смелости быть не должно!.. Это мне не дано и не принадлежит. Я хотела только сказать тебе, после твоего визита к ней…
— О той самой просьбе, с которой она ко мне обратилась? Да?
— Нет!.. До этой детской просьбы мне нет никакого дела!.. Да эта просьба и неисполнима!
— Почему неисполнима?
— Потому что она не соразмерила своих сил, обращаясь к тебе с этой детской просьбой, не поняла, маленькая и слабая, с какой она крупной и мощной силой в борьбу вступила.
— О какой силе ты говоришь? Я тебя не понимаю!
— А между тем это так просто и понятно. Эта маленькая женщина просила тебя за человека, ей когда-то близкого и милого? Я о душевной близости говорю, о той, которая не всем доступна и понятна.
— Да, действительно, она просила меня о своем бывшем товарище и даже бывшем женихе. И я обещал ей.
— Напрасно, государь! Он ничего не примет от тебя, даром что ты царь всемогущий, а он бедный, нищий актер! Не старайся оказать ему благодеяния, ему ничего не нужно. Недолговечен он, а на его век и его скудной работы хватит! Позднее, со временем, когда он порешит со своей одинокой жизнью, ты его брата осиротевшего вспомни. Напоминать тебе о нем не будут — никому до него, сироты, не будет дела. Ты сам тогда вспомни. Божья милость освятит тебя за это!
Государь простился с гадалкой и вышел пасмурный и задумчивый, каким вошел. Эта беседа не внесла успокоения в его сердце, не бросила яркого луча света в его отуманенную душу.
Проходя по двору, государь даже взгляда не бросил на свое маленькое «гнездышко», не подарил его теплым и сочувственным взором. На его гордой душе было тяжело и мрачно. Он не любил встречаться с настоящей, им самим признанной силой.
IX
В дебрях большого света
Зимний сезон был во всем разгаре. Балы и маскарады следовали один за другим непрерывно, и даже при дворе веселились не меньше, нежели среди простых смертных. Состоялся обычный блестящий бал у великой княгини Елены Павловны. Дала блестящий бал графиня Разумовская, в своей родовой гордыне доходившая до того, что с самой императрицей считалась визитами. Пышно и торжественно отпраздновала день своего ангела блестящая аристократка Татьяна Борисовна Потемкина, в то время еще не ударившаяся в тот строгий аскетизм, каким отмечены были последние годы ее жизни.
Бойкая и веселая графиня Воронцова-Дашкова, всегда любившая чем-нибудь выделиться среди толпы, объявила, что ни раута, ни бала она дать не намерена, а решилась устроить у себя маскарад, чтобы восполнить тот пробел, который ощущался в великосветском обиходе.
— На все эти маскарады в разных там собраниях не каждая из нас поедет, — весело и бойко рассуждала молодая красавица.
— Ну, вы-то, графиня, поедете! — фамильярно возразил ей неугомонный Булгаков, умевший всегда и всюду поставить себя на интимную ногу.
— Да, я-то поеду, — смеясь, согласилась она, — но не все так смелы и невзыскательны, как я. Мало ли что я сделаю и чего не сделают вокруг меня другие? Вот вас, Булгаков, я, например, принимаю, и даже очень охотно и ласково принимаю, а попробуйте вы появиться к Потемкиным?
— А зачем меня туда занесет? — на своем казарменном жаргоне возразил известный дерзкий остряк. — Чего я там не видал, как выражались наши дядьки в корпусе?
— Так ведь моя жена — не дядька, и разговариваете вы не в корпусе! — строго и почти сердито заметил ему граф Воронцов-Дашков.
— Мало ли что! — продолжал тот, не изменяя ни тона, ни жаргона. — Да вы не сердитесь на меня, граф! — пожал он плечами. — Это вас ни к чему не приведет. Вы деликатно дадите мне почувствовать, что мои визиты вам не особенно приятны! Графиня, по своей безграничной доброте, даст вам почувствовать, что со мною веселее, нежели с другими, и… все пойдет по-старому. Так не станем понапрасну ломать шпаги. Речь шла о новой блестящей затее вашей супруги — дать маскарад вместо глупого бала или скучного раута, и я нахожу эту затею блестящей, как все, что выходит из ее пленительной головки.
— Вы мне льстить начинаете, Булгаков? — рассмеялась графиня.
— И не думал! Вас все называют очаровательной. Этот титул признан за вами так же неотъемлемо, как императорский титул за императором Николаем Павловичем, и напрасны будут все ваши скромные протесты против моих слов и доводов.
— В конце концов вы одобряете мой план устроить маскарад?
— Не только одобряю, но прямо-таки приветствую всеми силами своей преданной души.
— Ну вот и прекрасно! Помогите мне составить список приглашенных.
— Я надеюсь, что ты будешь разборчива и осмотрительна? — заметил граф.
— Напротив! — рассмеялась его супруга. — Я намерена быть несравненно менее осмотрительной, нежели обыкновенно.
— Как? Еще менее осмотрительной?
У Воронцова-Дашкова так забавно вырвалось это восклицание, что и графиня, и Булгаков, ничуть не стесняясь, громко расхохотались.
— Ну разумеется! — ответила она. — На балы я приглашаю с большим разбором, потому что до некоторой степени отвечаю перед своими гостями за всех и за все, тогда как в маскараде…
— Да разве ты намерена ввести все условия настоящих маскарадов и пожелаешь, чтобы все приехали к тебе в масках, как на общих и пестрых маскарадах в разных там собраниях?
