KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Любовные романы » Исторические любовные романы » Елена Арсеньева - На сцене, в постели, в огне

Елена Арсеньева - На сцене, в постели, в огне

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Елена Арсеньева, "На сцене, в постели, в огне" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Вот уже несколько лет, как князь Александр Александрович Шаховской сделался главой театра, и в этой роли был неутомим: отыскивал новые пьесы либо сам сочинял их (князь Шаховской считался одним из ведущих драматургов своего времени), работал с актерами, безошибочно чувствуя всякую фальшь, ложный пафос и неестественность в игре. Шаховской-режиссер, с его любовью к живой разговорной речи, правде детали в бытовой драме, был близок Шаховскому-драматургу. Однако трагедию ни написать, ни поставить он был органически неспособен.

Способ учения его состоял в том, что, послушав чтение актера, Шаховской вслед за тем сам читал ему и требовал рабского себе подражания. «Это что-то вроде наигрывания или насвистывания разных песен ученым снегирям!» — жаловались друг дружке актеры. Смешной, шепелявый выговор Шаховского, писклявый голос, его всхлипывания, распевы и завывания были невыносимы. К тому же он указывал, при котором стихе необходимо стать на правую ногу, отставив левую, и при котором следует покачнуться на левую, вытянув правую ногу, что, по его мнению, придавало величественный вид. Иной стих надо было проговорить шепотом и, после пау́зы, сделав обеими руками «индикацию» в сторону, скороговоркой прокричать окончательный стих монолога… Трудно было не сбиться с толку, а понять, что хочет режиссер, порою оказывалось и вовсе немыслимо! Шаховской, увы, не смог стать дирижером того оркестра, который составляют актеры, играющие в трагедии. Каждый оставался сам по себе.

Между тем было ясно, что для классических, трагических ролей нужна определенная система, мето́да, без которой актеры не знали, как держаться, «чувствительная» и «натуральная игра» превращались в карикатуру, и даже Катерина Семенова, которая была гениальна в области своей, терялась. Результаты были плачевны: сборы на русских спектаклях упали.

А между тем народ валом валил на представления Французского театра, где блистала теперь m-lle Жорж. Приунывший Оленин писал драматургу Озерову: «Жорж и Дюпор убили совершенно русский театр, о котором дирекция совсем уже не радеет».

Да уж… Дирекция в конце концов отдала Большой Каменный театр почти в полное распоряжение французов. Русская труппа перебралась на неудобную сцену Малого театра и играла для полупустого зала.

Князь Гагарин, который близко к сердцу принимал все терзания Катерины Семеновой, а вернее — жил ими, посоветовал ей поискать другого руководителя. Этому совету она не замедлила последовать. В качестве нового наставника выбран был Гнедич. Николай Иванович Гнедич — поэт, переводчик и завзятый «гражданин кулис».

Такого руководителя счастлив был бы иметь любой актер. Изысканно-вежливый, безукоризненно одетый, Николай Гнедич был совершенным антиподом Шаховскому, который жил в одном доме с актерами, а потому позволял себе являться перед ними запросто, даже не в шлафроке, а в каком-то засаленном халате, непричесанный, крикливый, неряшливый, бесцеремонный и грубый. Для Гнедича театр был храмом, в котором он истово служил музам — особенно Мельпомене, олицетворением коей стала для него Катерина Семенова с ее талантом и… с ее великолепными синими глазами.

С Гнедича, вот с кого надо было ваять сатира, поклоняющегося музам, а вовсе не с симпатяги Гагарина! В глазах Николая Ивановича, устремленных на молодую актрису, порою мелькал настоящий страх перед ее почти совершенной, одухотворенной красотой. Вернее, не в глазах, а в глазу, потому что оспа некогда обезобразила его лицо, сделала уродом. И навсегда лишила веры в себя, веры в возможность счастья. Несмотря на изысканность манер и одежд, несмотря на энциклопедические знания, Гнедич считал себя недостойным счастливой любви — и заранее настроился на безмолвное обожание, на платоническое поклонение женщине, в которой видел идеал красоты, прелести и таланта. Но именно это сдержанное, уважительное, восторженное отношение к Семеновой (без намека на плотское желание) и сделало общение учителя и ученицы таким свободным и плодотворным для освоения «идеала роли».

Каждое утро Катерина приезжала к зданию Публичной библиотеки, где имел казенную квартиру Гнедич. Он уже ждал: тщательно одет и завит, выбрит и слегка, самую малость надушен, что не было чем-то необычным для светского щеголя Гагарина, однако для «ученого сухаря» Гнедича было единственной формой… ну, если не кокетства, то хотя бы попытки его. А в остальном все было как в святилище искусств: и массивный овальный стол с грифонами, и бюст Гомера, и полки с книгами, корешки которых поблескивали чуть поблекшей от времени позолотой, и картины, рисунки, гравюры — словом, все, что могло помочь Катерине Семеновой вполне овладеть тайной трагедии, которая, по мнению Гнедича, «говорит не только слуху и взору, но и уму».

Результаты труда учителя и ученицы стали заметны весьма скоро, однако особенного восторга не вызвали.

Актер Судовщиков пришел однажды к театралу Жихареву в дурном расположении духа.

— Что такое произошло у вас? — спросил тот.

— Как, разве ты не знаешь? — уныло промолвил Судовщиков. — Ведь Аменаида-то наша[25] вчера на репетиции волком завыла… Да на репетицию был приглашен Гнедич и явился с нотами в руках…

— Как завыла и отчего? — не понимал Жихарев.

— Честью уверяю! — бил себя в грудь Судовщиков. — Услышишь сам сегодня! Не узнаешь Семеновой: воет, братец ты мой, что твоя кликуша!.. Поверь, что говорю правду. Вон поди к князю… сам тебе скажет: он в отчаянии.

Князь Шаховской, к которому ринулся Жихарев, и впрямь был в глубокой прострации.

— Нашей Катерине Семеновой и ее штату не понравились мои советы, — пожаловался директор театра. — Вот уже с неделю, как она учится у Гнедича, и вчера на репетиции я ее не узнал. Хотят, чтобы в неделю она стала Жорж: заставили петь и растягивать стихи!

Ну да, занятия у Гнедича были совершенно не похожи на то, что предлагал своим ученикам Шаховской. Это были не репетиции и зазубривания, а скорее, вокальные упражнения, в которых Гнедич старался добиться полной гармонии между словом, интонацией и жестом. Учил с азов, по прописям — в буквальном смысле слова: приготовил для Катерины особые нотные тетрадки (те самые «ноты», возмутившие Судовщикова и Шаховского), где все слова были то подчеркнуты, то надчеркнуты, смотря по тому, где следовало возвышать или понижать голос, а между строк в скобках сделаны были замечания и примечания, например: с восторгом, с презрением, нежно, с исступлением, ударив себя в грудь, подняв руку, опустив глаза и тому подобное. Строго говоря, Гнедич в своей мето́де не был первооткрывателем: это был испытанный способ чтения стихов классической трагедии, придуманный еще Расином. Между прочим, режиссер m-lle Жорж, Флоранс, тоже размечал для французской актрисы роли, однако менее тщательно, чем Гнедич, выделяя лишь самые эффектные места, а в основном игра Жорж была просто однообразным (хотя и многозвучным) ритмическим пением, отчего интонации не всегда совпадали со смыслом речи.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*