Дебора Мей - Аромат жасмина
Ауленберг с сожалением смотрел на Элизу. Неужели она и в самом деле верит в то, что можно прожить без любви, а законный брак – всего лишь формальная сделка?
– Должен тебя разочаровать, – покачал он головой. – В браке, безусловно, есть свои хорошие стороны, но чаще всего семейная жизнь вызывает у супругов взаимное отвращение.
– Вот именно поэтому я и не собираюсь выходить замуж! – воскликнула Элиза. – Лучше самой справляться с жизненными трудностями, нежели жить с человеком, с которым у тебя нет ничего общего. Даже самая сильная страсть когда-нибудь приходит к своему завершению, и любовники надоедают друг другу!
Вот это да! Неужели между ее родителями произошел разрыв? Откуда бы девушке знать о таких проблемах? Быть может, именно по этой причине Аманда решила по своему усмотрению устроить судьбу своей дочери?
– Значит, ты надеешься прожить без любви? И без общества мужчин? – с коварными нотками в голосе спросил барон.
– Не знаю, – честно ответила Элиза. – Возможно, когда-нибудь я встречу человека, с которым найдется о чем поговорить. Наверно, мы станем друзьями… В любом случае, я хочу жить честной жизнью и заниматься тем, что мне по душе.
– Любопытно будет на это посмотреть, – резко заметил Фридрих. – Но неужели тебе не хочется иметь своих детей?
Лицо девушки порозовело.
– Об этом я пока что не думала. Но иметь незаконнорожденного ребенка не хочу. Это слишком жестоко для него.
Фридрих хмуро посмотрел на нее. Их разговор все время вертится вокруг посторонних проблем. Похоже, в деле обольщения он впервые в жизни не продвинулся ни на шаг.
Девушке не понравилось выражение его лица, и она озабоченно спросила:
– Что такое? У меня что-нибудь не в порядке? – ее руки беспокойно пробежались по корсажу и юбке.
– Все прекрасно, – Ауленберг окинул ее унылым взглядом. – И поэтому плохо. Ты выглядишь слишком невинно. В тебе нет ни малейшего проблеска влюбленности. И твоя матушка это сразу же заметит, – он неожиданно лукаво улыбнулся. – Она сразу заподозрит твой обман. И тогда нашей игре придет конец.
– И что же мне теперь делать… – мысли девушки лихорадочно заметались, ища выход из положения. Время неумолимо бежало вперед, и близилась пора спускаться в гостиную.
– Доверься мне… – коварно улыбаясь, барон подошел к Элизе и ласково провел пальцами по ее щеке. Он почувствовал, что девушка мгновенно напряглась, и придвинулся еще ближе. Не успела она отстраниться, как Фридрих вытащил несколько шпилек из ее высокой прически и слегка растрепал локоны, упавшие на девичью грудь.
Элиза стояла, словно пойманный дикий зверек, не в силах двинуться. Она неожиданно поймала себя на мысли, что ей приятны прикосновения барона. Когда его руки принялись приводить в беспорядок кружева, прикрывающие грудь, она попыталась запротестовать, но не смогла выдавить из себя ни единого слова. Отчаявшись, девушка подняла на Фридриха умоляющие глаза и испуганно заморгала, встретив призывный мужской взгляд. Взгляд, которого она избегала в течение последних двух часов и которому трудно было не подчиниться…
– Теперь все? – срывающимся шепотом спросила она.
– Не совсем.
Прежде чем девушка успела опомниться, Фридрих наклонился к ней и прильнул к ее губам. Этот поцелуй не имел ничего общего с тем, во время их ночного посещения ресторана. И поразил он прежде всего самого барона. Ауленберг никогда не чувствовал ничего подобного, и чем дольше длился поцелуй, тем сильнее разливалось по его телу ощущение блаженства. То, что он сейчас испытывал, было похоже на глоток родниковой воды в жаркий день.
Элиза в это мгновение ощутила полет из забытого сновидения. Но теперь она наяву вознеслась ввысь к бесконечному небу…
Когда барон, наконец, прервал невероятно долгий (как им обоим показалось)^ поцелуй, девушка замерла в кольце его рук, не в силах пошевелиться.
– Так-то лучше, – с довольным видом заявил Фридрих, стараясь скрыть собственное смятение. – Теперь ты выглядишь чудесно. Волосы чуть растрепаны, глаза блестят, кружево смято.
– Прекрасно… – еле слышно отозвалась Элиза. Она и в самом деле прекрасно себя чувствовала.
Спустя четверть часа они рука об руку спустились в гостиную, наслаждаясь необычайно приятными ощущениями, полученными от общения друг с другом. Чаепитие прошло как обычно, и в семь часов барон откланялся. Элиза, проводив его, быстро поднялась к себе. Ей не хотелось ничего обсуждать с матерью. На ее счастье, к Аманде в это время заехала Маргарита, и дамы нашли, о чем побеседовать наедине.
В своей спальне Элиза упала на кровать со счастливой улыбкой и мечтательно уставилась в потолок. Он ее целовал! По-настоящему целовал, а не просто прикоснулся губами к щеке. О, теперь она понимает, почему во всех романах поцелуям придается такое большое значение. Это было чудесно, восхитительно, необыкновенно…
Но тут же она сердито встрепенулась, разгоняя чувственный дурман. Как ни прекрасны были поцелуи, но как могла она так забыться? Уж не влюбилась ли она в барона… Нет, нет! Она просто слишком долго притворялась влюбленной и увлеклась. Так что беспокоиться не о чем. Если только… он не захочет поцеловать ее снова. А вдруг не захочет?..
ГЛАВА 11
Оказывается, ухаживать за строптивой девушкой, увлеченной идеями о свободе, невероятно сложно. К такому выводу Ауленберг пришел на третий день своих необычных визитов в особняк фрау Розенмильх. Вот и сегодня, например, он несколько часов потратил на поиски подходящего подарка для своей мнимой любовницы. Фридрих обошел все самые шикарные магазины, но не смог ничего выбрать. Его подарок должен быть не только дорогим, чтобы угодить фрау Розенмильх, но и совершенно уникальным, чтобы понравиться необычной девушке. Ауленберг находился в полнейшей растерянности.
Он прекрасно знал, как очаровать искушенных знатных красавиц, обожающих флирт, с удовольствием проводил время с легкомысленными обольстительницами полусвета, щедро одаривал тех счастливиц, которых подбирал для развлечения в борделях, и всего лишь парой легких комплиментов и чарующей улыбкой в мгновение ока обольщал наивных девиц, с которыми вальсировал на балах. Эти трогательные дурочки смотрели на него глазами, полными любви. Они, конечно же, считали его каким-то романтическим героем, а то, что их родители с осуждением рассказывали о предосудительном поведении барона фон Ауленберга, только придавало ему еще большее очарование и создавало вокруг него ореол порочного запретного плода, которым страшно хотелось полакомиться. Фридрих привык к всеобщему обожанию, смешанному с любопытством и негодованием, и теперь впервые в жизни оказался в необычной для себя ситуации.
