Мэри Бэлоу - Танцуя с Кларой
Он побежал, чтобы избежать дождя.
И поцеловал ее.
- По крайней мере, здесь тепло, - сказал он. - Солнечный свет сегодняшнего утра все еще внутри.
- Ммм… - сказала она. – Как приятно.
Несколько минут прошли в теплых, ленивых поцелуях.
- Я скучал по тебе, - сказал он. – Все то время, что здесь находились мои родители. Да и Гарриет все время здесь.
- Ты не должен чувствовать себя обязанным проводить так много времени со мной сейчас, - сказала она. – У тебя будет больше свободы.
- А кто сказал, что мне хочется большей свободы? – спросил он.
Она не ответила, и он поцеловал ее снова.
- Ты счастлива, любимая? – несколько минут спустя спросил он.
- Ммм, - пробормотала она.
- Это ответ, который я могу интерпретировать, как я захочу, полагаю, - сказал он с тихим смехом. – Хорошо, признаюсь, я счастлив.
- Это была прекрасная прогулка, - сказала она. - Несмотря на дождь.
- Именно, благодаря дождю, - сказал он. – Если бы не было дождя, я бы не догадался привезти тебя сюда, и мы бы не провели время так приятно.
Он прикусил ей мочку уха и сказал на ушко:
- А ты рада тому, что пошел дождь?
Он почувствовал, как она сглотнула.
- Да, Фредди, - сказала она.
- И ты тоже скучала по мне? – спросил он.
Последовала длинная пауза.
- Да, - сказала она.
- «Да» на этот раз, а не просто «Ммм»? – сказал он, пожимая плечами, чтобы можно было улыбнуться ей в глаза. – Мы подошли близко к серьезному объяснению, любимая.
- Не надо, Фредди, - сказала она.
- Не надо что? – он прикоснулся лбом к ее лбу и поцеловал ее в кончик носа.- Я бы хотел услышать, как ты произносишь эти слова. Я могу сказать их. Я люблю тебя. Вот. Их достаточно легко произнести. Намного легче, чем кто-либо ожидает. Я люблю тебя, Клара.
- Не надо. – Она уткнулась лицом ему в шею. – В этом нет необходимости. Так ты только все испортишь.
Он нахмурился и коснулся рукой ее затылка.
- Испорчу? – спросил он. – Говоря своей жене, что я люблю ее? Ты не хочешь, чтобы я любил тебя, Клара? Или все дело в том, что ты не можешь ответить мне взаимностью? В этом нет ничего страшного. Я могу подождать.
Она подняла голову, и он обнаружил, что она одновременно и расстроена, и сердита.
- Нет никакой необходимости в притворстве, Фредди, - сказала она. – Я считаю, что нам необычайно хорошо вдвоем. Разве мы не можем довольствоваться этим? Для чего нам нужна эта ложь?
- Ложь?
Тепло казалось, испарилось из летнего домика. Ему стало холодно.
- Это твое утверждение о любви ко мне, - сказала она. – То, что ты называешь меня своей любовью, а иногда даже - любимой. Тебе нет необходимости говорить все это, Фредди. Неужели ты считаешь меня глупой только потому, что я калека? Неужели ты думаешь, что я не понимаю реального положения вещей, и что я не понимала всего этого с самого начала? Единственное, чего я не знаю - это размера твоих долгов. Мое приданое покрыло их?
Если бы она была способна идти самостоятельно, то он незамедлительно покинул бы ее и ушел, несмотря на дождь. Он не хотел смотреть ей в глаза. Но будь он проклят, если первым отведет взгляд.
- Да, - ответил он. – Если ты все это знала, Клара, то почему же вышла за меня замуж?
- Мне 26 лет, - сказала она. – Я - калека и безобразна. Мне продолжить дальше?
- Ты не безобразна. – Его губы не совсем слушались его.
- Было бы добрее использовать слово «некрасива»? – сказала она. - Хорошо, тогда я некрасива. Мы оба вступили в брак из необходимости, Фредди. И в этом нет ничего пагубного пока, не так ли? Нам необходимо довольствоваться этим. Я не нуждаюсь в том, чтобы ты говорил мне о своей любви, когда я знаю, что эти слова лживы. Я не ребенок.
- Мои извинения, сударыня, - сказал он.
Она посмотрела на него - гнев внезапно покинул ее - и вздохнула.
- Я только что совершила непростительную глупость, - сказала она. – Я просто немного вспылила. Я не должна была этого говорить. Так было бы лучше. Я поставила тебя в неудобное положение.
- Напротив, - сказал он. - Для двух человек всегда лучше знать правду об отношениях между ними. Да, мои долги оплачены, сударыня. И не будет никаких других, которые могли бы навредить твоему состоянию.
Она смотрела на него в течение нескольких безмолвных мгновений, прежде чем снова вздохнуть и положить свою голову ему на плечо.
- Я такая дурочка, - сказала она. – Прости меня.
- Тут нечего прощать, - ответил он.
Он сухо и безмолвно обнимал ее более получаса, пока дождь не прекратился, затем поднял ее и понес в молчании к дому, ступая по мокрой траве. Замешательство и унижение, которые он испытывал, были более тяжелым бременем, чем женщина, которую он нес на руках. Она знала правду. Конечно же, она знала. На самом деле, он никогда и не предполагал, что она не осознает реального положения вещей. Она, должно быть, и раньше сталкивалась с охотниками за приданым. Но так как она приняла его предложение, правила хорошего тона диктовали, чтобы они оба участвовали в этом притворстве.
Возможно, слова, которые он ей сказал, были фальшивыми. Но он честно играл свою роль. Все, что он сделал с нею и для нее в течение двух прошедших недель, было задумано, чтобы продемонстрировать ей любовь, которой он не испытывал. Он пытался быть добрым и благодарным по отношению к ней.
Он занес ее в дом и вверх по лестнице в гардеробную. Он протянул руку к звонку после того, как усадил ее в кресло.
- Я распоряжусь насчет горячей ванны, - сказал он. – Я не хочу, чтобы ты простудилась. После ванны выпей чего-нибудь горячего, и полежи, по крайней мере, час в постели.
Она попыталась улыбнуться и спросила.
- Это приказ, сэр? - Но было уже слишком поздно для притворства.
- Это приказ, сударыня, - сказал он, поворачиваясь к ее горничной, которая явилась по вызову слишком быстро. Послав горничную на кухню, чтобы распорядиться насчет горячей воды, он покинул комнату своей жены, даже не взглянув в ее сторону на прощание.
Больше он не заходил к ней ни в гардеробную, ни в ее спальню до самого своего отъезда в Лондон - на следующее утро. Он формально попрощался со своей женой после завтрака – в присутствии ее компаньонки – и сказал ей, что уезжает на месяц. В действительности, он был полон надежды, что его отсутствие продлится гораздо дольше.
Она много плакала в одиночестве, хотя ничто не могло скрыть следы от слез в ее глазах и на лице. По крайней мере, не от близкого друга. Гарриет молчала об этом на первых порах.
- Ты запретила мне говорить что-либо плохое о нем, - выпалила она как-то после обеда, через несколько дней после отъезда Фредерика. - Но я не могу этого больше вынести, Клара. Мне ненавистно видеть тебя такой несчастной как сейчас. Я ненавижу его.
