Барбара Картленд - Сердцу не прикажешь
Но пребывание в Грейлинге изменило ее, в ней появились живость и интерес, на лице теперь мелькала улыбка, исчезли печальные складки в уголках рта. Она быстрее двигалась, что особенно было заметно, когда они шли по длинным, обшитым деревом коридорам дома, осматривая семейные реликвии, которые оставляли после себя все поколения этого старинного рода.
Спальни Малколма и Марсии были в новом, более современном крыле дома. Здесь их уже ждала экономка в черном шелковом платье, с белым воротником, сколотым старинной брошью. Униформа превратила ее из живого человека в традиционную модель экономки.
— Я приготовила для вашей светлости голубую спальню, — сказала она, обращаясь к Марсии, и провела ее в комнату с панелями из бирюзового в узорах шелка, сотканного в Италии столетие назад.
Мебель была изготовлена во Флоренции и украшена странным цветочным орнаментом и фигурками животных. Большая кровать была покрыта поразительным по красоте флорентийским вышитым покрывалом, представляющим собой музейную редкость.
Марсия не скрывала своего восхищения и высказала его вслух.
— А вы, ваша светлость, предпочитаете гардеробную или приготовить красную спальню? — спросила экономка у Малколма.
— Я воспользуюсь красной спальней, — ответил Малколм.
Он последовал за экономкой, оставив Марсию одну.
Какое-то время она неподвижно стояла, глядя на огонь в камине, а затем печально вздохнула. Казалось, чья-то тень упала на нее.
Спальня была очень велика, чересчур велика для нее одной, дом был прекрасен, но тоже слишком велик. Она снова вздохнула, словно всхлипнула, и почему-то испугалась.
Малколма, уже более или менее пришедшего в себя, тоже пугала огромность старого поместья и необходимость все изучить и обо всем позаботиться. Сидя в кабинете перед планом дома и картой земель, он ломал голову над тем, с чего начать.
Как раз в эту минуту в двери появился дворецкий Барнет.
— Пришел управляющий, мистер Эймс, милорд. Он просит принять его сегодня вечером, или же он придет завтра утром.
— О, если он здесь, — воскликнул Малколм, — проведите его ко мне.
Он попытался вспомнить, знал ли он когда-либо дядиного управляющего, и ему смутно припомнился довольно ворчливый человек, которого они с Джоном побаивались, а арендаторы и лесничие люто ненавидели.
Поэтому Малколм совсем не ожидал увидеть перед собой высокого, улыбающегося молодого человека атлетического сложения, с ярко-голубыми глазами, в хорошо сшитом костюме.
«Слишком молод», — тут же решил он.
— Вы давно служите здесь? — спросил он у Эймса, как только состоялось знакомство и обмен приветствиями.
— Почти пять лет, — ответил тот. — Джон рекомендовал меня. Я учился в Кембридже с братом его жены, и мне всегда хотелось работать управляющим в большом поместье. Мне нравится здесь, хотя последние несколько лет было нелегко, выросли налоги, арендаторы повысили требования.
— Мне еще предстоит как следует вникнуть в дела, — заметил Малколм. — Вам, конечно, известна сумма налога на наследство, она огромна, и эти деньги предстоит найти.
— Я надеюсь, вы не собираетесь продавать земли? — быстро спросил Эймс. — Ваш дядя был решительно против этого при всех обстоятельствах. Он выкупил обратно те акры земли, что в свое время были проданы. Это было еще при вашем дедушке.
— Боюсь, что без этого не обойтись, — холодно остановил его Малколм. — Я буду рад, если вы продолжите выполнять свои обязанности, пока мы сообща во всем не разберемся.
Джеральд Эймс с готовностью согласился, и Малколм понял, молодой человек доволен, что не лишился места при новом хозяине. И еще, что он любит свою работу, любит поместье и не хотел бы покидать его.
Малколм испытал удовлетворение оттого, что сумел поставить молодого управляющего на место, когда речь пошла о продаже земель, но ему понравилось, как Эймс встал на защиту семейных традиций и родовых земель.
Однако Малколм не собирался поддаваться обаянию голубых глаз и жизнерадостной улыбки, и его в какой-то степени раздражала приятная наружность управляющего. Он предпочел бы видеть на его месте старомодного грубовато-добродушного простолюдина.
Молодость и непринужденность Эймса вызывали у Малколма чувство, похожее на зависть. Управляющий был на своем месте, он здоров и крепок и, по всему видно, в ладу с собой и окружающим миром. Человек, который так доволен своей жизнью, должно быть, счастлив. Малколм завидовал его удовлетворенности работой и жизнью вообще. Сам же он, беседуя с Эймсом, чувствовал себя старым и до смешного надменным снобом.
Мысли Малколма постепенно отвлеклись от обсуждаемых проблем — границ поместья, количества фазанов для заповедника, отдаленных ферм и их арендаторов — и вновь вернулись к личности управляющего.
Тот вел себя, беседуя с хозяином, удивительно естественно и просто, без тени смущения или неловкости и вместе с тем с достаточным уважением к собеседнику и интересом к делу, что всегда подкупает. Эймс, без сомнения, хороший управляющий, он знает и любит свою работу, кроме того, он — джентльмен, человек слова и дела, а стало быть, заслуживает доверия и в его преданности можно не сомневаться.
Но откуда это безумное желание рассчитать его, выгнать на все четыре стороны и вместо него иметь рядом таких же неудовлетворенных жизнью личностей, как он сам? — думал Малколм.
Когда управляющий покидал его кабинет, приветливо пожелав ему доброй ночи и пообещав быть в поместье завтра утром, лицо Малколма никак не выдавало его мыслей, хотя привычная хмурость его исчезла.
Оставшись один, Малколм подошел к окну и стал смотреть, как опускаются сумерки. Над озером поднялась легкая дымка вечернего тумана, скрывшая подножия темных стволов деревьев.
После шумного Лондона здесь стояла глубокая тишина, и Малколм поймал себя на том, что вслушивается в нее. От этого еще ощутимее стала знакомая атмосфера дома, сомкнувшаяся вокруг него, словно кольцо.
На его плечи легло бремя наследства многих поколений, и никто еще не мог отказаться от этой ответственности или избежать ее.
Погруженный в раздумья, Малколм услышал донесшийся из темноты парка бой церковных часов.
Били часы на церкви, построенной над фамильным склепом, — дар семьи Грейлингов усопшим. Отец и мать Малколма тоже были похоронены здесь. Как давно он о них не вспоминал, лежащих рядом под тяжелой могильной плитой! Но теперь ему казалось, что и они рады его возвращению.
Когда прозвучал последний удар часов и звук его затих, медленно растворяясь вдали, и наступила ночь, Малколм уже знал, что никогда не покинет Грейлинг, какие бы деньги ему ни предлагали.
