Барбара Картленд - Дар любви
— Нет, мама, не нужно шали. О! Слышите? Кажется, экипаж подъехал!
Все присутствующие повернулись к двери. Маркиз подал знак, лакей открыл дверь и вышел. Послышалось конское ржание. Кто-то отдавал распоряжения — прозвучало слово «коробки». Спустя секунду в холле появился Грэгор Бродоски.
Евгения едва не лишилась чувств.
Грэгор выглядел таким же диким и эмоциональным, как всегда. Он быстро пробежал взглядом по лицам присутствующих. Его поразительные зеленые глаза как-то по-особенному сверкнули, когда он увидел Евгению. Развязывая на ходу зеленый бархатный плащ, он стремительно направился к ней и схватил за руку, тем самым демонстрируя пренебрежение к нормам приличия, предусматривающим вначале приветствовать хозяина.
— О, моя прекрасная модель! — шутливо произнес он, поднося руку девушки к губам. — Как я скучал по вам!
Евгения пыталась что-то сказать, но не могла. Она приоткрыла рот, но не издала ни звука. Рука, которую держал Грэгор, отчаянно задрожала. Девушка встретилась взглядом с маркизом. Лицо его потемнело и стало вдруг озабоченным. Стиснув зубы, он смотрел на свою невесту. У Евгении замерло сердце, когда она заметила, как сурово сдвинулись его брови.
Следующие недели стали для Евгении самыми трудными в ее жизни. Каждый день она позировала Грэгору. На помост в библиотеке поставили кресло, задрапированное красным бархатом. Роль компаньонки при Евгении выполняли попеременно то миссис Давдейл, то тетя Клорис, то Бриджит, в зависимости от наличия у них других дел и забот. Евгения сидела, повернув лицо на три четверти к Грэгору, и не могла видеть его за работой, но ощущала на себе его горячий изучающий взгляд. Иногда девушка заливалась румянцем, понимая, что он рассматривает определенные деликатные части ее тела.
В присутствии кого-либо из старших дам Грэгор был воплощением учтивости и осторожности. Но когда Евгению сопровождала Бриджит, все было совершенно иначе. Грэгор находил тысячи поводов поправить ее юбку, отодвинуть лиф платья, больше обнажая плечо, распушить водопад золотых волос. Евгения была не в силах протестовать. С одной стороны, она не была уверена, что именно позволено такому непререкаемому авторитету, как художник, с другой — испытывала запретное удовольствие от его прикосновений. Грэгор был совершенно непредсказуем. Однажды он положил ей на колени только что сорванную веточку омелы, а на следующее утро полностью игнорировал девушку. Иногда он пел во время работы русские песни—о любви, как решила Евгения, потому что в них звучали какая-то тоска и страсть. Иногда он обращался только к Бриджит, будто Евгении не было в комнате.
— Почему она хочет выйти замуж за маркиза? Что может знать англичанин о любви и страсти? Только русское сердце может любить женщину так, как ее следует любить, — бил он себя в грудь и вздыхал.
— Пожалуйста, я... умоляю вас, — прошептала Евгения. — Не следует так говорить. Это неправильно. Так же неправильно, как посылать мне письмо, зная, что я уже обручена. Пожалуйста! Не... мучьте меня так!
— Мучить вас? Я? — Грэгор озадаченно уставился на нее. — Вы считаете это пыткой? Если бы вы, мой милый ангел, мое сокровище, уступили мне, вот тогда бы вы узнали, что такое настоящая мука. Мука плоти, горячих губ, сердец, бьющихся в унисон. Правда, она бы узнала, Бриджит?
Бриджит, широко открыв глаза и ловя каждое его слово, кивнула.
— Покажем ей, Бриджит? — с озорством продолжал Грэгор. И Бриджит снова кивнула, потом ахнула — Грэгор схватил ее в объятия и крепко поцеловал в губы.
Евгения закрыла глаза — молниеносный укол ревности пронзил ее насквозь. «Может, между ним и Бриджит уже было нечто интимное?» — думала Евгения.
В конце концов, они проводили много времени наедине в доме на Грейвен-Хилл...
Девушка всячески боролась со своими столь противоречивыми чувствами, но Грэгор действовал на нее магнетически — она была не в силах оттолкнуть его. Художник словно завораживал ее.
«Когда он закончит портрет... и я выйду замуж... тогда я смогу и буду жить без него», — думала она.
Она могла бы обрести силы, общаясь со своим женихом, но маркиз внезапно переменил свое отношение к ней и ко всему дому в целом. Он стал резким и каким-то отстраненным. С Евгенией, как всегда, был учтив, но это была какая-то очень холодная учтивость. Даже мать и тетушка заметили в нем перемену.
— Маркиз, кажется, выходит из-под контроля, — заметила миссис Давдейл, озабоченно хмурясь.
— Это все от нервов, Флоренс, от нервов, — не особенно убедительно возразила тетя Клорис. — Все джентльмены нервничают перед свадьбой.
— И все же странно, почему он так переменил свое отношение к тебе, дочка? — продолжала миссис Давдейл.
— А он переменил, мама? — Евгения резко подняла голову и посмотрела на мать.
— Опомнись! Ты не могла не заметить. Когда он в последний раз просил тебя прогуляться или покататься верхом по поместью?
— Но последнее невозможно, поскольку ни ты, ни тетя, ни Бриджит не ездите верхом, стало быть, не можете меня сопровождать, — напомнила Евгения.
Миссис Давдейл рассердилась.
— Евгения, ты знаешь, о чем я говорю! В последнее время он вообще перестал искать твоего общества! Если мы обедаем вместе, он почти не смотрит в твою сторону. Слава Богу, что он еще удосуживается заходить в библиотеку, когда ты позируешь, хотя и стоит там, как бессловесный часовой.
— Он не смеет прерывать работу такого великого художника, как Грэгор, — перебила тетя Клорис.
— Тоже мне, великий художник! — пробормотала миссис Давдейл. — Кто сказал, что этот парень — великий художник?
— Но он правда великий! — воскликнула Евгения. — Он всю душу вкладывает в свои картины!
Миссис Давдейл пристально уставилась на дочь.
— Он только в картины вкладывает свою душу, дочь моя?
— Конечно, — залилась краской Евгения.
— Интересно, связана как-то холодность маркиза с появлением этого Грэгора Бродоски, или как там его?
— Это исключено! — решительно заявила Евгения. — Грэгор... увлечен Бриджит. Я даже видела, как он ее целовал!
К облегчению Евгении, это последнее замечание успокоило миссис Давдейл, и она сменила тему разговора, а девушка вернулась к своему вышиванию.
Действительно, иногда во время сеанса маркиз неожиданно появлялся в библиотеке, что не особенно радовало Евгению. Под его задумчивым взглядом она испытывала некое чувство вины. Ей казалось, что он видит ее насквозь и осуждает за столь непостоянное сердце.
Однажды, когда Грэгор помогал Евгении сменить положение ноги, она, бросив взгляд поверх головы художника, увидела, что маркиз стоит в дверях и наблюдает эту сцену.
