Барбара Картленд - Любовь на Востоке
Как бы больна ни была Шона, она все же уловила прощальный взгляд маркиза, когда тот послушно выходил из комнаты.
Эффи, словно родная мать, заботливо раздела ее, уложила в постель и дала прописанную врачом микстуру. На вкус лекарство оказалось просто отвратительным, зато после него Шоне удалось снова заснуть.
Ей снилось, что она все еще едет в карете, раскачиваясь из стороны в сторону и опустив голову на плечо маркиза.
И все, больше ничего? Просто сон? Или это происходило наяву?
Он в самом деле обнимал ее так крепко и нежно? И не померещилось ли ей на его липе открытое, беззащитное выражение, которое он раньше столь тщательно скрывал? И кто как не он обвил руками Шоны свою шею и прижал ее к груди, подарив ни с чем не сравнимое чувство защищенности?
Она вновь и вновь представляла себе все это и вспоминала, с какой естественной грацией ее руки обхватили крепкую шею маркиза.
Ей хотелось остаться в его объятиях навсегда.
Когда она проснулась, Эффи по-прежнему терпеливо сидела рядом. В голове у Шоны прояснилось, и она смогла наконец осмотреть комнату, где все это время спала.
Комната была большая, обставленная элегантной мебелью, с высокими окнами, в которых развевались белые кружевные гардины. Снаружи угадывались очертания сада.
— Так-то лучше, мисс, — сказала Эффи и улыбнулась, увидев, что Шона открыла глаза.
— Где я?
— В замке Ривалье, мисс.
— Ах да, теперь припоминаю...
— Это лучшая гостевая комната: мадам Ривалье настояла, чтобы ее отвели вам. А врач...
Эффи перешла на доверительный шепот:
— Его светлость потребовал, чтобы вас осмотрели раньше, чем Лайонела.
— Как он?
— Скоро пойдет на поправку, — сказала Эффи.
Она встала и направилась к выходу.
— Мне нужно переговорить с его светлостью. Он хотел, чтобы ему сообщили, когда вы проснетесь.
С этими словами она удалилась, оставив Шону размышлять в одиночестве.
Девушку одолевали странные мысли — беспокойные, тревожные, но вместе с тем не лишенные проблесков подлинного счастья.
Она вспоминала, какой ужас отразился на его лице, когда он держал ее в объятиях и видел, как силы ее покидают.
Должно быть, в тот момент к нему вернулись кошмарные воспоминания.
«Умирая, она повторила наши клятвы в венной любви—в этом мире и в том, лучшем, что уже ожидал ее. С этими словами на устах она умерла».
Так он говорил о другой женщине, которая умерла у него на руках.
Именно поэтому маркиз был так испуган: тогда он просто не мог прогнать те страшные воспоминания. Разумеется, причина была именно в этом. А может быть, она ошибается?.. Шона пыталась быть благоразумной, но романтический ореол вокруг происходящего с ней не исчезал. Ведь именно ее он сжимал в объятиях — ее, а не другую женщину! Могла ли она, по крайней мере, надеяться, что в этот ярчайший момент его чувства, его страхи и надежды — все это относилось к ней одной?
Дремота вновь одолела больную...
Несколько раз она просыпалась и однажды даже увидела возле своей постели незнакомую женщину. Той было за пятьдесят, милое лицо ее выражало искреннюю материнскую заботу, и Шона догадалась, что незнакомка — судя по всему, хозяйка гостеприимного замка.
— Мне... мне очень жаль... — еле слышно сказала Шона.
— Вам не стоит так напрягаться, — ответила мадам Ривалье. — Главное, чтобы вы поскорее выздоровели и бедный Фредерик перестал метаться как зверь в клетке.
— Фредерик?
Тут Шона вспомнила, что при крещении маркиза нарекли Фредериком. Так было записано в его паспорте, но она никогда не слышала, чтобы кто-нибудь произносил это имя.
Потом силуэт мадам Ривалье словно растаял в тумане. Но на месте женщины тут же возник маркиз, и его устремленный на нее взгляд Шона была не в силах понять...
Каким-то образом ей удалось опять заснуть, а когда она открыла глаза, никого у ее постели уже не было.
Быть может, все это ей просто померещилось?
Вскоре Эффи принесла завтрак. Аппетит понемногу возвращался к Шоне, и она явственно ощутила прилив сил. Приняв с помощью Эффи ванну, девушка даже смогла сесть в кресло у окна.
В первый же день, когда ей разрешили вставать с постели, Шона надела атласное персикового цвета платье с кружевами. Она оценила красоту наряда, но, взглянув на себя в зеркало, заплакала. Болезнь совсем истощила ее, кожа стала болезненно бледной. Щеки, на которых не осталось и следа былого румянца, глубоко запали, и она с трудом узнавала собственное отражение.
«Я похожа на ведьму, — с ужасом подумала она. — Старая, уродливая ведьма, на которую не захочет смотреть ни один мужчина на свете».
Но тут она заметила огромный букет белых роз, стоявший в вазе на подоконнике.
— Откуда взялись эти прекрасные цветы?! — изумилась она.
— От его светлости, — в крайнем возбуждении ответила Эффи. — Он присылал вам цветы каждый день.
— Каждый день? Как долго я тут нахожусь?
— Три дня.
— Я ничего не помню, — пробормотала потрясенная Шона. — Время просто текло мимо меня, точно в дымке.
— Вчера розы были желтые, — сказала Эффи, — а за день до того — розовые.
«Но не красные», — подумала Шона.
— Маркиз хотел бы вас проведать, и доктор разрешил ему, но только на несколько минут.
— О, Эффи, я не могу с ним встретиться! Взгляни на меня.
— Вы просто немного бледны.
— Гораздо хуже! Нет-нет, я не могу с ним увидеться...
— Хотите, чтобы я ему так и передала, мисс?
— Да, — ответила Шона, стараясь говорить уверенно и твердо. — Скажи его светлости, что я ему очень благодарна, но еще недостаточно здорова, чтобы принимать посетителей.
— Хорошо, мисс.
Эффи направилась к двери.
— Нет необходимости его искать, — сказала Шона. — Скажешь, когда он зайдет в следующий раз.
— Но он здесь, мисс. Ждет вашего решения. Он приходит сюда каждое утро.
Прежде чем Шона успела ее остановить, Эффи открыла дверь и вышла. До ушей больной доносился лишь приглушенный звук беседы. Затем Эффи вернулась.
— Он говорит, что все понимает и не хочет вас беспокоить, — сообщила она. — Он подождет, пока вы будете готовы его принять.
— О Эффи, это так невежливо с моей стороны! Пожалуйста, пригласи его войти.
Эффи мигом выбежала и вернулась уже с маркизом. Тот вошел в комнату медленно, нерешительно, словно преодолевая свою застенчивость.
— Мне бы очень не хотелось вам надоедать, — начал он.
— Может быть, присядете? — Шона указала на кресло напротив себя, стоявшее у огромного окна.
— Я только хотел удостовериться, что вы идете на поправку, — мягко настаивал он.
