Жюльетта Бенцони - Путешественник
— Увидите, что многое изменилось…
Вместо продолжения он лишь прищелкнул языком, обращаясь к лошади. Но умолк он ненадолго, ведь надо было как-то скоротать время в пути. Поэтому вскоре Селестен Кло вновь заговорил:
— В ваших краях, кажется, воюют?
— Да. Англичане заняли Квебек, и нас выгнали. А поскольку люди из этих мест нам не помогли…
— Англичане? Тьфу!.. Дурные люди!
Длинный плевок, мастерски отправленный точно в центр лужи, выразил ту меру презрения, с которым разносчик устриц относился к британской нации. Подумав немного, он бросил:
— А с какой стати было вам помогать? Будто нам делать нечего! Надо вам сказать, что в прошлом году англичане и здесь побывали…
— Англичане приходили сюда?
— Не совсем. Тем, кто живет в Шербурге, пришлось с ними столкнуться… И это было малоприятно!
— Да как же так? В городе есть пушки, редуты, он хорошо защищен!
— В том-то и дело! Редуты да батареи на каждом шагу. Только вот они не стали атаковать в лоб. Сперва высадились в Урвиле и подошли с суши. Шербург не смог себя защитить. Да еще тот, кто держал город с моря, не нашел ничего лучшего, как отступить, сметая защитников на своем пути… Умник…
— Не умник, а предатель! — возмущенно воскликнул Гийом. — Нас тоже предали. А что… они все еще там?
— Да что ты, малыш! Пробыли с неделю: вошли в город восьмого августа, а ушли семнадцатого. Но что они натворили! Мало того, что им выложили пятьдесят тысяч фунтов; они дома все разграбили, сняли все колокола в аббатстве и с церкви Троицы… кроме одного — кюре удалось его спасти.
— Это ужасно! — прошептала напуганная Матильда.
— Если бы только это! Они сожгли стоявшие в порту корабли. Разбили то, что имеет отношение к навигации, и в довершение взорвали все, что король приказал построить: для оборудования порта: дамбы, большой шлюз, разводной мост, причалы. Все взлетело на воздух!..
— Да они просто бандиты! — воскликнул Гийом. — Когда я вырасту, они у меня попляшут! Клянусь!
— Довольно, Гийом! — оборвала его мать. — О таких вещах нельзя говорить вслух!
— Можно, если о них думают. И я буду верен клятве. Пока буду жив!.. Скажите, месье Кло, зачем же англичане приходили в Шербург, если они там не остались?
— Чтобы остаться, им потребовалась бы оккупационная армия. И потом они просто хотели разрушить построенные королем сооружения, благодаря которым Шербург наконец превратился в настоящий порт для кораблей хоть немного крупнее, чем рыбачьи лодки. Двадцать лет труда! Вот ведь ужас!.. Слушайте, а вы случайно не из Акадии?
— Нет, — ответила Матильда. — Мы из Квебека. Акадия тоже в Канаде, но довольно далеко от нас. Еще несколько лет назад англичане захватили ее и выселили оттуда всех жителей…
Селестен опять сплюнул и похлопал рука об руку, пытаясь их согреть.
— По-моему, эти собаки-краснокафтанники еще не все вернули, потому что в январе они тут выбросили на берег человек с тысячу бедных людей, полумертвых от болезней и нищеты, да еще в Шербурге, где есть было нечего, да еще после случившегося несчастья выдалась особенно суровая зима…
— Акадийцы? Здесь рядом? — обрадовался Гийом. — Вы слышите, мама? Есть друзья, может быть, двоюродные братья дядюшки Адама… Нам нужно будет с ними встретиться…
— Успокойся, Гийом! Нам следует позаботиться о нашем собственном будущем. Позже, конечно, попробуем к ним съездить, — рассеянно добавила Матильда, думая о другом…
— Тем более что вам, пожалуй, не легко будет их разыскать! Добрая половина померла, едва приехав. Другие перебиваются как могут…
— Значит, для них тоже ничего не сделали? — промолвила Матильда с горечью.
— Когда у самого ничего нет, много ли отдашь? — строго поправил Селестен. — Жителей Шербурга не в чем упрекнуть! Они вели себя по-христиански и поделились с беднягами всем, чем могли… Нехорошо так судить! Тем более что по вашему виду не скажешь, что вы в таком же положении, как несчастные акадийцы.
На сей раз Матильда не стала возражать. Она знала, что жена Селестена — страшная болтунья, и не желала больше откровенничать. Гийому тоже больше не хотелось разговаривать, и, прижавшись к матери, он постарался уснуть. Прямая, однообразная дорога представлялась ему бесконечной. И все меньше ему хотелось увидеть то, что их ожидало в конце пути.
Однако от вырвавшегося у матери восклицания он открыл глаза, и ему показалось, что он грезит. Повозка поднялась на последнюю возвышенность, стоявшие плотной стеной деревья неожиданно расступились, и открылся необъятный вид на море: ненадолго очистившееся от серых влажных лохмотьев небо придавало ему перламутровый оттенок. Дорога пошла вниз, будто спешила погрузиться в эту отливающую жемчугом бездну, у края которой вытянулся городок. На фоне моря и неба, слившихся воедино в мерцающем свете, ненадолго выступили мачты кораблей и позолоченные конусы сторожевых башен. Потом все исчезло. Порыв ветра грубо надвинул огромное серое облако, словно хозяйка, перекинувшая через веревку мокрое одеяло. Волшебный пейзаж исчез.
— Ты видел, Гийом? — ликовала Матильда, не скрывавшая больше своей радости. — Ты видел, какая красота?
Утверждать обратное означало бы кривить душой, но мальчик не успел ничего сказать, так как спутник вновь заговорил:
— А где мне вас высадить? У солеварни?
— Конечно. Мы, естественно, пойдем к отцу.
— Его нет в живых, мэтра Матье…
— Я знаю. Квебек отсюда далеко, но мы все же получал довольно регулярные известия. Мой брат, надеюсь, примет нас…
— Его тоже нет! Со дня Святого Михаила!..
Матильда побледнела и посмотрела на соседа с выражением ужаса. Он объявил ей новость так же бесстрастно, как мог бы сообщить, почем были устрицы на последнем базаре.
— Что произошло? — спросила она.
Человек пожал плечами, и голова его словно зарылась в овчину.
— Грибы! Огюст их слишком любил! Набрал их недалеко отсюда со своим сыном. Так вот неудачно вышло…
— Отравился грибами? — вскричала Матильда, давая выход своему горю. — Это невозможно! Огюст разбирался в них так же хорошо, как доктор Тостен.
— Я говорю, что знаю. Конечно, это большое горе, но я всегда думал, что пища эта не лучшая из того, что дал нам Господь. Надо остерегаться, а Огюст, в общем, не придавал этому значения.
— А другим ничего не было?
— Вроде бы Симона немного приболела, но, надо думать, она меньше съела. А малышам хоть бы что!
Матильда закрыла глаза, пытаясь совладать с собой. Она очень любила старшего брата, который всегда был добрым и ласковым, пока не зашла речь о браке с человеком из-за океана. Бог свидетель — она рассчитывала на него тогда, надеясь, что он защитит, помешает отцу отправить ее в Канаду, но, как ни странно, Огюст сделал все наоборот, так что Матильде пришлось противостоять воле обоих мужчин. Ей даже показалось, что и отец, и сын желали ее скорейшего отъезда, и никогда она так и не поняла, почему перед самым отъездом, горячо прижав ее к себе, брат шепнул ей на ухо: «Знаю, что ты разочарована, но когда-нибудь ты поймешь, что мы согласились расстаться с тобой только ради твоего блага…»
