Александр Дюма - Парижские могикане
Старый учитель, полагавший, что его ученик стоит большего, посоветовал ему отказаться. Но Жюстен принял предложение.
На двадцать франков в месяц вместе с деньгами за уроки можно было жить скромно, очень скромно. Но все-таки материальная сторона жизни была обеспечена.
Итак, беспокоиться пока особенно не о чем было. Прошлое было беспросветно-мрачным, настоящее — всего лишь пасмурным.
Беспокойство начиналось, когда в доме произносили имя дорогого учителя. А произносили его чаще, чем отбивал время колокол на церкви святого Иакова-Высокий порог.
Ему задолжали целое состояние: тысячу франков, сумму огромную, какую Жюстен не мог заработать за целый год. Как же отдать долг? Где найти работу?
Жюстен спрашивал работу где только мог.
Повторяем: мать был слепа, сестра трудолюбива, но слаба здоровьем и почти все время болела.
Одному торговцу лесом с бульвара Монпарнас был нужен счетовод на два дня в неделю.
Жюстен явился к нему; его костюм был не то что беден, но уж очень скромен.
Торговец лесом платил пятьдесят франков предшественнику Жюстена, одному щёголю из предместья, появлявшемуся лишь тогда, когда он оказывался без единого су или был свободен от многочисленных любовных похождений.
Жюстену торговец лесом предложил двадцать пять франков. Жюстен согласился.
При условии жесточайшей экономии и отказа в самом необходимом ему понадобилось бы четыре года, чтобы собрать тысячу франков.
Уроки греческого и латыни, уроки музыки, работа счетовода отнимали у него не больше восьми часов в сутки.
У него оставалось еще четыре часа днем и двенадцать часов ночью.
И Жюстен стал искать новых учеников и новой работы. Он готов был на все, постоянно помня о своем долге: содержать мать и сестру, выплатить тысячу франков г-ну Мюллеру.
Новую работу найти было легче, чем новых учеников. И он такую работу нашел.
В нескольких шагах от его дома, чуть выше по улице, находилась типография, где печатали ежедневную газету. Корректору — славному малому, который, похоже, еще за двенадцать лет почуял приближение 1830 года, — надоело править корректуры роялистских элегий своего хозяина, занимавшего высокий пост в министерстве; в одно прекрасное утро он разорвал цепь, расправил крылышки и улетел.
Издатель газеты и хозяин типографии как-то вечером совершенно запутались в корректуре своего листка. И вот они узнали, что по соседству живет молодой человек, наделенный качествами, необходимыми для этой тяжелой работы. Его пригласили на это место.
Для Жюстена это была земля обетованная.
Жюстен имел счастливую особенность: он не разбирался в политике, ведь ему просто некогда было ею заниматься. Насколько могла ненавидеть его душа, он ненавидел иноземцев, захвативших Францию, и казаков, спаливших его ферму, лишивших зрения его мать, убивших его отца, сделавших сиротой его сестру.
Но собственного мнения у него не было, или, вернее, бедный и честный малый знал только одно: он должен прокормить мать и сестру и отдать тысячу франков г-ну Мюллеру.
Ему сказали, что придется работать почти всю ночь; он был согласен. Когда его спросили, сколько он хочет за работу, он ответил: «Сколько вам будет угодно мне назначить».
Примерно в середине 1818 года он поступил корректором в эту типографию.
Ровно через год он вернул старому учителю тысячу франков, которые тот ему одолжил.
Спустя еще год он сумел отложить шестьсот франков.
И размечтался же тогда несчастный Жюстен! Через четыре года он надеялся сколотить для сестры три тысячи приданого, а также четыреста франков на свадебные расходы.
Но он сам?.. Что с ним сталось?! Он превратился в чернорабочего, в подобие мельницы, монотонный стук которой замирал лишь с двух часов ночи до шести утра.
Вот о таких людях какой-то святой сказал: «Трудиться — значит молиться».
Мечта Жюстена имела такой же конец, как и любая мечта: она не сбылась.
Жюстен захворал; болезнь оказалась серьезной: менингит за неделю привел его на край могилы. Брюшной тиф, последовавший за менингитом, на два месяца приковал его к постели.
Русская пословица гласит: «Беда не приходит одна».
Эта пословица с не меньшим основанием могла бы быть французской или испанской.
Стоило несчастному Жюстену заболеть, как он всего лишился. Уроки музыки передали известному пианисту, который в них не нуждался. Он был в моде, и на уроки приходил, когда у него было время.
Счета перепоручили щёголю, предшественнику Жюстена: он убедил хозяина, что сумел исправиться.
Роялистский листок обанкротился, не выдержав нападок за ревностную поддержку «Бесподобной палаты».
А так как без газеты иметь корректора было излишеством, которое бывший хозяин не мог себе позволить, то, как только газета закрылась, распрощались и с корректором.
Оставалось репетиторство.
Однако начались каникулы, и все ученики разъехались.
К счастью, рядом был по-прежнему славный г-н Мюллер.
Старик, ставший небесным покровителем несчастного семейства, заменил собой Господа Бога, когда тот, слишком занятый падением Империи, отвел свои взоры от ничтожной спаленной фермы.
Мюллеру недавно вернули тысячу франков, и теперь можно было снова одолжить у него эти деньги.
С этим Жюстен и вышел впервые из дому: деньги и явились целью его первого визита.
Еще слабый после болезни, держась за стены, он еле добрался до старика и застал его дома; г-н Мюллер сидел на небольшом чемодане, который он только что захлопнул.
— А-а, вот и ты, мальчик мой! — воскликнул старик. — Я очень рад, что тебе лучше.
— Да, господин Мюллер, — отвечал тот, — и, как видите, мой первый визит — к вам.
— Благодарю… А я как раз собирался зайти к тебе попрощаться.
— Как?! Вы уезжаете? — с беспокойством спросил Жюстен.
— Да, друг мой, я отправляюсь в далекое путешествие.
— В путешествие?..
— Я никогда тебе об этом не рассказывал, потому что если бы я это сделал, ты не взял бы у меня тысячи франков, те, что ты недавно мне вернул.
— Боже мой! — пробормотал Жюстен.
— Я говорил тебе, что родом я из того же города, что и великий, прославленный Вебер. Мы познакомились еще детьми; став юношами, мы подружились; впоследствии я всегда им восхищался и дал себе слово перед смертью непременно повидаться с автором «Вольного стрелка» и «Оберона». Я много работал — а ты знаешь, что это такое, — и скопил тысячу франков, дабы вознаградить себя в старости этой радостью и потешить гордыню. Я уже собрался в путь, когда тебе понадобились мои жалкие сбережения. И я сказал себе: «Что ж! Я еще не стар, Господь ниспошлет нам с Вебером еще немного времени, пока Жюстен успеет вернуть мне тысячу франков, которые я предлагаю ему».
