Сюзанна Энок - Дьявол и Ангел
Эти слова остановили ее.
— О, — только и сумела выговорить Энджел.
— И я любезно веду себя потому, что хотел поблагодарить вас, — продолжил он.
Она подняла на него глаза.
— За что?
— У Тремейнов я был немного… расстроен. Вы были очень добры, и я прошу прощения за то, что резко отвечал вам. — На мгновение его лицо омрачилось. — Наши с Дезире отношения не для публичного обозрения, чтобы она не думала об этом.
Энджел испытала искушение спросить, какие именно отношения связывают его с леди Кенсингтон. Вместо этого она нахмурилась и прищурилась, стараясь выглядеть неосведомленной. Признать то, что она что-то знает, решительно не подобало для леди, а чем более прилично она будет себя вести, тем меньше будет причин у ее родителей откладывать свадьбу.
— Я принимаю вашу благодарность, — начала девушка, — хотя я не совсем уверена за что, потому что именно вы попросили у меня этот вальс.
Маркиз свысока посмотрел на нее, а через мгновение поджал губы и кивнул.
— Ах. Как это небрежно с моей стороны. Еще раз благодарю вас, моя будущая кузина, — заметил он, а затем извинился, чтобы присесть.
У Энджел была всего одна минута, чтобы поразмышлять над тем, почему она начинала недолюбливать этот определенный эпитет, перед тем, как к ней приблизился Саймон.
— Как тебе нравится Эббонли? — спросил он, принимая тарелку.
— Оно великолепно, — с улыбкой ответила она.
— Да, — с сожалением согласился он. — Боюсь, по сравнению с ним поместье Тэрбин-Холл будет выглядеть потрепанным. Возможно, мне вообще не следовало показывать тебе сокровище Джеймса.
Энджел коснулась его рукава, желая, чтобы люди перестали отзываться о ее будущем доме как заплесневелом и потрепанном.
— Ты проделал здесь грандиозную работу, Саймон.
Саймон поморщился.
— Это Джеймс проделал грандиозную работу. Я могу лишь приписать себе ту честь, что поддерживал все это, пока он был в отъезде.
— Что же, ты делал это превосходно, — упрямо настаивала девушка, и он улыбнулся ей.
— Ты очень добра, Энджел.
— По мне, так это звучит, как достаточно разумный комплимент, — проговорила виконтесса позади нее. Леди Элизабет положила клубнику на тарелку, которую держал один из лакеев. — Я рада, что ты приехала, дитя.
— Благодарю вас за то, что пригласили нас, леди Элизабет, — с улыбкой ответила Энджел.
— Ерунда, — отрезала вдовствующая виконтесса, ее глаза поблескивали. — Джейми, иди сюда и поприветствуй свою бабушку, — потребовала она.
Маркиз послушно поднялся и подошел, чтобы поцеловать леди Элизабет в щеку.
— Командирша, — прошептал он.
— Негодник, — ответила виконтесса таким же тоном. Элизабет уселась за второй стол вместе с Энджел и Саймоном, и беседа за завтраком была, по меньшей мере, оживленной. К концу трапезы бока Энджел болели от смеха. Саймон по большей части держался в стороне от добродушного подшучивания между маркизом и его бабушкой, но Энджел уже заметила, что шутки, кажется, не были в стиле Саймона. Однако это было в стиле Джеймса Фаринга, и к несчастью и раздражению ее родителей, в ее стиле.
Джеймс предложил Генри и Анжелике осмотреть конюшни к большому восторгу обоих. После того, как он пригласил мальчика поехать кататься верхом завтра утром, маркиз с сожалением извинился и направился в дом, чтобы найти Элджерса, своего управляющего, ожидающего его в кабинете. Саймон проделал замечательную работу в Эббонли, но все еще оставались детали, о которых нужно было позаботиться, проблемы, отложенные до его возвращения, которые теперь необходимо было решить. Школа, построенная в его отсутствие на границе его земель в деревне Эстерли, ожидала его одобрения перед тем, как начнет работать. Это был особенный проект маркиза, и он был намерен посетить здание в конце недели.
Наконец Элджерс отбыл, нагруженный достаточным количеством поручений, чтобы занять его на две недели. Джеймс со вздохом откинулся на спинку. Было время, когда он пренебрегал заботой о поместье, особенно в тот год после смерти отца, когда вернулся из Лондона, чтобы найти Эббонли в беспорядке, а сельское население в скорби о смерти Ричарда Фаринга и страхе от того, что произойдет, когда его необузданный сын займет место отца.
Сейчас это была задача, которой он скорее наслаждался, замечая успехи в тех делах, которые он запланировал. Школа была превосходным примером. Соседние с ним землевладельцы могли считать его глупцом за то, что он дает образование рабочим в своем поместье, но Джеймс не видел никаких оснований для того, что продолжая держать их в невежестве получит в дальнейшем какую-то пользу.
Саймон постучал и заглянул в комнату.
— Элджерс уже ушел?
Джеймс усмехнулся.
— Я же сказал, что тебе больше не нужно иметь с ним дела.
Его кузен вошел в комнату и уселся.
— Это только потому, что он чрезмерно самоуверенный. Заставлял меня чувствовать себя так, словно каждое принятое мною решение предназначено для того, чтобы столкнуть Эббонли в озеро.
Джеймс прислонился к подоконнику.
— Кажется, мы все еще довольно прочно стоим на якоре, — с усмешкой произнес он. — Что напомнило мне. Где гребные лодки, которые были у меня?
— Небеса, я не знаю. Вероятно, они выброшены на берег где-то вдоль озера. — Саймон откинулся назад и скрестил ноги в лодыжках. — Знаешь, ты удивил меня, когда уступил бабушке. Я рад, что ты наконец-то позволил гостям посетить Эббонли.
Джеймс уставился в окно.
— Пребывание в одиночестве перестало быть настолько привлекательным, как когда-то. — Он сел, размышляя над тем поднимать или нет вопрос, который изводил его в последние несколько недель. — Почему ты никогда не говорил мне, что мои… шалости навредили так же и твоей репутации?
Нахмурившись, Саймон наполовину поднялся на ноги.
— Джеймс, сейчас видимо…
Джеймс сделал ему знак.
— Я ничего не подразумеваю. Мне просто любопытно. Потому что ты не можешь сказать мне, что мое родство с тобой не имеет никакого отношения к стремлению Грэмов отложить свадьбу настолько далеко, как только это возможно.
Саймон снова медленно уселся.
— Я не знаю, Джеймс. Полагаю, я не считал, что ты прислушаешься.
Маркиз некоторое время смотрел на своего кузена.
— Вероятно, я не прислушался бы. — Он снова поднялся, зашагав обратно к окну. — Но что, если я больше не хочу быть Дьяволом, Саймон? Что, если я хочу измениться?
— Измениться? — скептически повторил Саймон. — Ты не менялся на протяжении пяти лет. Даже больше этого, если учитывать твою, да и мою, растраченную юность.
