Симона Вилар - Дикое сердце
Франкон ощущал на себе взгляд Робертина, прямой, испытующий. Даже при неровном освещении от горящих в чашах на треногах огней это было заметно. А рядом нервно перебирал четки Ги Анжуйский. Франкон даже на расстоянии чувствовал его напряженность. Этот, пожалуй, наиболее других заинтересован в похищении Эммы. К пище не притрагивался, в то время как Эбль, Герберт Вермандуа и Остальные продолжали спокойно трапезничать.
Самым невозмутимым и словно бы не реагирующим на происходящее казался сидевший подле Роберта аббат Далмаций, полусвященник, полувоин, хороший стратег, но плохой поп, человек невежественный, но обаятельный и неглупый. Недаром Робертин сделал его своим приближенным и доверил ему командование большинством своих вавассоров. Сейчас он невозмутимо жевал изюм, заедая его засахаренными фруктами и зеленью, и даже дружелюбно подмигнул наблюдавшему за ним Франкону.
Наконец сзади раздался шелест женских одежд, зашуршал под шагами подошедших устилавший пол тростник. Сначала из полумрака появилась Беатрисса. Шедшая за ней женщина была гораздо выше, двигалась, как плыла. Ее длинная, почти до колен, палла[11]. была темного цвета, как у монахини, и это сходство усиливал большой серебряный крест на груди. Лицо почти скрывал надвинутый на глаза край паллы. Приблизившись, она поклонилась епископу, взяв его руку в свои, приникла к его перстню.
— Отец мой, благословите.
Франкон вздрогнул. Он узнал этот низкий, тягучий Голос, скандинавский акцент, но все еще словно боялся поверить своей догадке, и, когда женщина подняла к нему лицо, невольно перекрестился.
— О, великий Боже! Снэфрид?
Ошибиться было невозможно. Эти глаза — длинные, чуть раскосые, один блекло-голубой, другой — темный как ночь… Да, перед ним, несомненно, была первая супруга язычника Роллона, та, кого в Нормандии все величали Белой Ведьмой.
Франкон еле перевел дыхание. Растерянно взглянул на Роберта, на Беатриссу, потом опять перевел взгляд на Снэфрид. Видел, как Лебяжьебелая медленно выпрямилась. Она стояла, сцепив тонкие белые пальцы, голова опущена смиренно. Она держалась как христианка, но крест на ее груди казался епископу кощунством.
— Что означает сие? Ответил герцог:
— Преподобный отче, позвольте представить вам нашу подданную, госпожу Агату из Этампа, нашу верную союзницу.
Франкон все еще ничего не понимал и вздрогнул, когда Эбль из Пуатье громко расхохотался.
— Не правда ли, такую красавицу тяжело забыть, Франкон, какое бы имя она ни носила!
И он поведал епископу, как эта женщина, оставив викингов, прибыла к нему, заявив, что готова принять крещение. После этого она испросила разрешения отбыть к герцогу Роберту, ибо имела к нему дело. Роберт принял ее милостиво и даже дал ей господский манс, земли с литами и крепостными в районе города Этампа, в самом центре робертинских владений. Она, в свою очередь, поведала герцогу об основных местах стоянок язычников, указала все их слабые оборонные места, что и дало возможность Роберту почти захватить Верной, а также потеснить норманнов на Луаре.
Именно она предложила план похищения Эммы, заверив, что Ролло, который под Сен-Мишелем готов был погибнуть в водах прилива ради спасения рыжей девушки, не задумываясь последует за ней куда угодно, и франкам не составит труда заманить его в западню.
Во время этой речи Франкон постепенно пришел в себя. И теперь он понял куда более, чем ему поведали. Он внимательно вглядывался в Снэфрид, спокойную, невозмутимую, с лицом бледным и словно бы безучастным. Она была все еще красива, эта женщина, но даже при неровном свете факелов было заметно, как сильно она постарела — деформировалась, словно измялась линия бледных губ, отяжелели линии шеи и подбородка, от крыльев носа пролегли вялые складки.
Время все-таки подчинило себе Белую Ведьму, и, видимо, чувствуя это, она решилась оставить своего нового возлюбленного Рагнара, не дожидаясь, пока он сам даст ей понять, что ему нужна более молодая и плодовитая жена. Поэтому-то она и решилась принять крещение, ибо теперь ей нужны были новые покровители и союзники.
Первым из них она выбрала Эбля, известного своей слабостью к красивым женщинам. А пленив его, она заставила всех забыть о своем кровавом прошлом, и позже, то ли понимая, что могущество Робертина превосходит власть «короля Пуатье», то ли сообразив, что Эбль не оставит ее при себе, если английский монарх : ответит согласием на сватовство к его дочери, либо по каким-то другим причинам прибыла к герцогу, который дал ей земельные угодья в своих владениях. Но Роберт — не Эбль, он не так падок на женские чары, и раз он возвысил Снэфрйд и даже приблизил к своей особе, то, значит, ей было что предложить взамен.
Все эти мысли с молниеносной быстротой проносились в голове Франкона, пока он краем уха ловил вялую, бесцветную речь герцога о том, что эта женщина, в прошлом язычница и разбойница, искренне уверовала в учение Христа. Франком ни на миг не допускал, что Снэфрйд искренна в своей вере, не верил в ее показное смирение и напрямик осведомился, какое значение имеет новоявленная Агата из Этампа к плану похищения Эммы. Заметил, как по устам финки при этом проскользнула легкая недобрая улыбка. Говорил Роберт:
— Вы хорошо знаете сию женщину, Франкон. И вам должны быть известны некоторые ее… э-э… особые способности.
— Какие у нас в Северной Нейстрии все называли колдовством, — уточнил епископ.
— Назовем их мягче — волшебством. Ибо не верить в сверхъестественные силы — значит усомниться в текстах Библии и поставить под сомнение эпизод с Аэндорской волшебницей.
Франкона только позабавило желание Роберта уличить его в незнании Священного Писания, и он тут же сослался на то, что Бог очень строго повелел беречься чародейства, приказав: «Не ворожите и не гадайте». Роберт же, как и большинство присутствующих, не был силен в теологических спорах, а единственный, кто мог аргументированно потягаться с Франковом, епископ Шартский, был слишком занят своей раненой рукой, чтобы вступать в диспут. К тому же Роберт тут же пресек все сомнения, сказав, что Снэфрид готова им помочь заставить прийти к ним Эмму.
— Есть у меня власть над этой женщиной, — тихо начала Снэфрйд, — и я обязуюсь велеть ей выйти куда угодно, если мой господин Роберт прикажет мне сделать это.
Герцог довольно кивнул.
— Агата из Этампа уже демонстрировала нам свои удивительные способности. Поэтому если вы сможете заставить Эмму с сыном на время уехать от Роллона — а встреча мощей святого Адриана как раз прекрасный повод для этого, — то эта женщина вызовет ее туда, где ее будем ожидать я и мои люди. Мы отвезем Эмму и мальчишку в Шартр, куда, нет сомнения, правитель языческих земель последует и по зову сердца, и для того, чтобы не быть осмеянным своими подданными как человек у которого похитили жену.
