Лесли Лафой - Невеста маркиза
– Я и рассказала бы, если бы думала, что это хоть как-то сможет повлиять на твои мысли. – Кэрри отставила чашку и снова взялась за вязание. – Но это на тебя не подействует, так что я не стану зря стараться.
Ну, если уж они стали говорить напрямую…
– Зря? Ну, не знаю. И твое прошлое, конечно же, не имеет никакого отношения к этому решению. – Симона подумала о том, что ей удалось сопротивляться Тристану на добрых двое суток больше, чем Кэрри сопротивлялась Дрейтону.
– Есть некоторое различие, – осторожно проговорила Кэрри, – между связью с опекуном одного с тобой возраста и связью с совершенным незнакомым человеком, который к тому же гораздо тебя старше.
– Очень небольшое различие.
– Но важное.
– К тому же у меня нет связи с Тристаном Таунсендом.
– Пока.
Из любви к сестре и из чувства осторожности Симона сделала вид, будто не заметила сарказма в ее словах.
– Симона, замужество – это вовсе не такая тюрьма, как тебе кажется. – Спицы тихо звенели, аккомпанируя словам Каролин. – Честное слово. Пожалуйста, не делай ничего такого, что могло бы лишить тебя возможности выбрать этот путь, чтобы потом быть довольной жизнью.
– Я и так довольна жизнью. – Симона твердо решила не дать разговору скатиться к мрачным тонам. – Если не считать того, что меня заставили выносить сезон светских увеселений. Эта часть ужасно противная, и я ее терпеть не могу.
– Для жизни и счастья нужно нечто большее, чем кони, фехтование и удовольствие оттого, чтобы заставлять окружающих ахать и укоризненно цокать языком.
– Верно. – Симона ухмыльнулась: – Еще можно заставлять их падать в обморок.
Кэрри адресовала сестре укоризненный взгляд, а потом снова принялась вязать.
– И что в лорде Локвуде ты находишь привлекательным?
– Разве я говорила, что он меня привлекает?
– Скажи по крайней мере он красив?
Симона пожала плечами:
– Недурен собой.
– Высокий? Широкоплечий?
– А ты подумываешь о том, чтобы найти замену Дрейтону?
Кэрри рассмеялась:
– Нет, конечно! Просто я пытаюсь понять, совпадают ли наши вкусы.
Вкусы явно не совпадали, но Симона не собиралась в этом признаваться.
– Наверное. А может, и нет. Я не настолько пристально его рассматривала.
Вязанье снова, было отложено.
– Симона! – серьезно проговорила Кэрри и тихо вздохнула, – пожалуйста, будь со мной честной! Я кое-что понимаю в сердечных делах.
Симона пожала плечами:
– Если мое сердце когда-нибудь будет увлечено каким-то мужчиной, ты первая об этом узнаешь, Кэрри, обещаю.
Каролин рассмеялась:
– Ты намеренно запутываешь дело.
– Конечно. И ты была бы разочарована, если бы я этого не сделала.
– А будет ли разочарован свет, если ты начнешь страстную незаконную связь?
– Ах, полно тебе! – Симона возмущенно фыркнула. – Они будут разочарованы в любом случае, если я устрою им нечто меньшее, нежели публичную демонстрацию моего полностью обнаженного тела на ступенях собора Святого Павла.
– Но ты ведь не собираешься это устроить?
О Боже! Какое выражение лица у ее сестры! Наполовину испуганное, наполовину восторженное. Симона громко рассмеялась.
– Не бойся у меня есть кое-какие принципы, – заверила она Кэрри, но тут же не устояла перед соблазном и добавила: – Должна сказать, Хейвуд рассказывал мне о Безумных Локвудах. Надо будет расспросить у Тристана подробнее, когда я в следующий раз его увижу.
– И когда именно это произойдет?
А, вот она, цель всей беседы! И Кэрри подошла к ней так незаметно… Впрочем, у нее такие вещи всегда получаются очень хорошо.
– Как только он окажется на том же вечере, что и я, и наши пути пересекутся, – ответила Симона непринужденно. – Выбор вечерних увеселений велик, и кто сможет сказать когда именно это произойдет? Но это скорее всего не раньше чем через две недели, так как в ближайшие дни все старательно демонстрируют уважение к погибшим во время пожара.
– Я бы хотела тебе напомнить, что для некоторых это будет искренним выражением горя и сожалений. Тебе надо бы оставить твою природную непочтительность дома.
Что ж, она так и сделает.
– Ты замечательный человек, Кэрри! – совершенно искренне сказала Симона. – Душа у тебя гораздо лучше, чем когда-нибудь сможет стать моя.
– Душа у меня очень уставшая, – отозвалась Кэрри, откладывая вязанье. – Думаю, мне пора попрощаться и брести наверх в постель.
Симона вскочила с кресла и потянула Кэрри руку, чтобы помочь подняться.
– Спи спокойно, – сказала Симона, подводя Кэрри к двери гостиной.
Каролин обернулась:
– Ты хороший человек, Симона, и ты очень молода, полна энергии. Я только прошу тебя быть поспокойнее в следующие несколько недель. Пока ребенок не родился, у меня не будет сил встать между тобой и Дрейтоном, если что-то пойдет не так.
Симона быстро прошла через комнату и обняла сестру.
– Ничего плохого не случится, обещаю.
Тихо засмеявшись, Кэрри отстранила ее и направилась к себе со словами:
– Наполеон перед Ватерлоо говорил то же самое.
– Только по-французски.
– Веди себя как следует!
Вздохнув, Симона вернулась к столику, взяла рюмку и, допив содержимое, задумалась. Не встретиться с Тристаном было невозможно: она не сможет прятаться в своем доме словно мышка. Но если вспомнить обещание, которое она только что дала Каролин…
Надо надеяться, Тристан все поймет, а если нет… Было бы приятно сказать, что в мире есть множество других интересных мужчин, только Симона уже видела все варианты и совершенно определенно знала, насколько они унылые. Если Тристан разозлится на ее сегодняшнее промедление, тогда ее будет ждать самый долгий и мучительно скучный светский сезон, какой только может выпасть на долю женщины.
А если он все поймет и отнесется к этому как настоящий джентльмен… Конечно, настоящий джентльмен не просит леди встретиться с ним в саду в полночь, и настоящей леди даже в голову не придет обдумывать такую возможность. И уж конечно, она не допустит, чтобы ее кровь начинала закипать при мысли о такой встрече.
Глава 8
Он сошел с ума. Любой врач смог бы это подтвердить.
Тристан тряхнул головой, продолжая пристально смотреть на темные окна особняка Райленда. Не то чтобы герцог обычно выходил через какую-нибудь из задних дверей своего дома: вероятнее всего, он выйдет из парадной двери и обойдет дом. По крайней мере так поступил бы Тристан сам, если бы знал, что в саду дожидается ублюдок, собирающийся соблазнить его подопечную.
Тристан оглянулся. Его конь по-прежнему стоял у коновязи сразу за открытыми воротами, и его спокойствие уверило Тристана, что пока никто не идет, чтобы защитить непорочность и свершить правый суд.
