Виктория Холт - Сама себе враг
– Я хочу, чтобы ты всегда была неподалеку, – сказала я, – пока мне не удастся привыкнуть к этим людям.
– Не беспокойтесь, – ответила она. – Я всегда буду рядом.
Экипаж короля ждал нас, и Карл подал мне руку, помогая сесть в карету. Я устроилась на подушках, и Мами села рядом со мной. Король уставился на нее, как громом пораженный. – Мадам, – промолвил он, – пожалуйста, покиньте королевский экипаж.
Мами побледнела, а я не могла поверить своим ушам. Дома старшая фрейлина всегда ездила с моей матерью, а главный камергер – с королем.
Мами неуверенно привстала, но я закричала:
– Она поедет со мной!
– Ей не место в моем экипаже, – возразил король.
Мами бросила на меня умоляющий взгляд и приготовилась выйти из экипажа, но я вцепилась ей в юбку и не выпускала из кареты. Я никогда не умела обуздывать свой нрав и сейчас готова была вспылить. Для меня было отчаянно важно, чтобы Мами ехала в экипаже. Карл должен понять, что она значит для меня. Нет, я не позволю оскорблять ее подобным образом!
Бедная Мами! На этот раз она не знала, что делать. Король свирепо смотрел на нее, веля ей выйти, а я крепко держала ее за юбки и приказывала остаться.
Я твердо посмотрела на моего мужа, и, должно быть, в моих глазах читалось презрение – и даже более того, ненависть. Он ответил мне холодным взглядом, в котором, однако, заметно было некоторое смущение.
– Если моя фрейлина не поедет со мной, – дерзко заявила я, – то я тоже никуда не поеду.
– Она отправится с вашей свитой, – возразил король.
– Она – мой близкий друг. Она всегда ездила со мной в моей карете и поедет теперь, а ежели нет, то я останусь в этом грязном старом замке, пока не смогу вернуться в свою страну.
Это был дикий вздор. Будто бы я могла вернуться! Будто такое было допустимо! Я целиком и полностью принадлежала этому мужчине с ледяными глазами, и в тот момент я ненавидела его. Но в гневе я никогда не грешила особой логикой. Мами не раз укоряла меня за это.
Король побелел от гнева. И это в первый день нашей встречи! Я знала, что подобный инцидент не предвещает ничего хорошего в будущем. В карете воцарилась глубокая тишина. Граф Голланд в растерянности наблюдал за нами, в то время как на губах герцога Бэкингема играла еле заметная усмешка. У меня появилось ощущение, что он наслаждается моим первым конфликтом с мужем.
Я свирепо уставилась на короля. Позже Мами утверждала, что я напоминала дикую кошку и готова была вцепиться мужу в волосы. Глаза мои горели, а слова сыпались с такой скоростью, что многие англичане не поняли, о чем я говорю, и это, возможно, было к лучшему.
Думаю, со мной случилась небольшая истерика. У меня бывало такое при приступах ярости, хотя внешне проявлялось слабо. Я и сама пугалась, когда позволяла гневу овладевать собой.
Карл вышел из кареты. Я подумала, что он собирается вытащить оттуда Мами, поэтому изо всех сил вцепилась ей в юбки. Мами умоляюще посмотрела на меня и еле слышно прошептала:
– Пустите меня. Мы должны прекратить эту сцену…
Но я ее не отпустила. Я чувствовала, как горячие злые слезы наворачиваются мне на глаза, однако не хотела, чтобы слезы эти потекли по щекам. Я дрожала, но была полна решимости настоять на своем. Если Мами покинет экипаж, горячо убеждала я ее, то и я выйду вместе с ней.
К королю приблизилось несколько его министров. Они окружили Карла, и послышался бесконечный шепот. Мне казалось, что прошел уже целый час, хотя на самом деле все это длилось минуты две-три – не больше.
Затем окружавшие короля люди расступились, и Карл шагнул в карету. Несколько секунд я с тревогой ждала, что же за этим последует. Он сел рядом со мной и знаком указал Мами на противоположное сиденье, куда она и перебралась. Затем карета, наконец, тронулась с места.
Минут пять я ликовала. Я победила! Но затем я заметила, каким взглядом король смерил Мами, и у меня появилось дурное предчувствие. На лице у короля была написана непримиримая ненависть.
По дороге в Кентербери мы остановились в местечке под названием Бахам Даунз. Там были разбиты шатры, и нас ждал обед. Среди приветствовавших нас людей находилось несколько женщин, которых король представил мне в качестве моих будущих придворных дам.
Я отнеслась к ним несколько надменно, поскольку привезла с собой своих фрейлин и не понимала, зачем мне еще и другие. Но, слава Богу, я была уже достаточно опытной и поняла, что для вопросов пока не время. Для одного дня вполне достаточно ссоры из-за Мами. Поэтому я заулыбалась и стала изображать из себя любезную королеву; лицо моего мужа сразу стало менее напряженным. Я была голодна и отдала должное тем блюдам, которыми нас потчевали. Я и правда чувствовала себя хорошо, сидя в чистом поле и наблюдая за трепещущими на легком ветерке флагами. Я думала о том, что и флаги, и шатры на зеленой траве – все это ради меня!
И вот показался старинный город Кентербери. Мое настроение улучшалось с каждой минутой, так как город с возвышавшейся над крышами домов башней собора был издали очень красив.
Мы приехали в сумерках, и нас ожидал роскошный пир. Король, казалось, снова обрел хорошее настроение. Он улыбался и милостиво беседовал со мной, собственноручно отрезав мне кусок мяса, что являлось великой честью.
Отец Санси, мой духовник, наблюдал за мной. Я знала, что в постный день не должна есть мяса, – но я была голодна и в душе моей зрел бунт против всех и вся. К тому же я ликовала после одержанной в карете победы и, с аппетитом поедая мясо, что, по-видимому, нравилось королю, старательно избегала взгляда своего духовника. У меня уже были готовы извинения; когда он сделает мне выговор – а он его, несомненно, сделает, – я объясню отцу Санси, что раз я приехала жить в эту страну, то должна уважать ее обычаи. Я надеялась, что мой духовник не слышал про историю с каретой.
После пира король сообщил мне, что устроит небольшую церемонию венчания. Мы были женаты, это правда, но только по доверенности, а он хотел лично присутствовать на собственной свадьбе. Церемония будет скромной и недолгой… но все равно это будет свадьба.
Нас обвенчали в огромном здании, и все могли убедиться, что мы лично связали себя брачными узами.
Я была в ужасе от состояния своей комнаты, и кровать в ней определенно была не лучше той, на которой я спала прошлой ночью. Казалось странным, что это – мое брачное ложе, которое я разделю с королем. Неужели англичане – и впрямь дикари? Смогу ли я когда-нибудь привыкнуть жить в таких условиях?
Мами помогла мне раздеться и отпустила остальных женщин, так что мы смогли ненадолго остаться одни. Я видела, что ее все еще трясет после инцидента в экипаже.
