Кристофер Гортнер - Последняя королева
Кивнув, он провел пальцем по моей щеке:
– Да, конечно. Когда-нибудь. – Он слабо улыбнулся. – Знаю, тебе тоже нелегко пришлось. Я получил твое письмо и обещаю, что поговорю с Безансоном, как только он вернется. Я взял его с собой, чтобы он помог мне в Генеральных штатах, поскольку понял, что сам ничего не добьюсь. Решил, что его присутствие может склонить их на мою сторону. Он все еще там, пытается стегать дохлую лошадь. Но я уверен, он не мог преднамеренно приказать так поступить с твоими дамами. Тут наверняка какое-то недоразумение.
Я прикусила губу, не став говорить того, что уже поняла: архиепископ действовал с обдуманным злым умыслом. Вероятно, он пытался разлучить меня с моими испанскими союзниками, чтобы теснее привязать к Филиппу. Но как бы он ни был мне отвратителен, я не могла ничего поделать, пока он находился в Генеральных штатах, а моих дам уже не было рядом.
Но теперь я знала, что Безансон – мой враг.
* * *Неделю спустя мы с Филиппом ужинали наедине в моих покоях. До этого мы два-три дня провели на охоте в ближайшем лесу, взяв с собой лишь нескольких слуг. Мне не доставляло никакого удовольствия ставить силки на кроликов или выслеживать кабанов и оленей, но, проведя какое-то время в своей стихии, Филипп вновь обрел уверенность. Наши ночи были долгими и страстными, чему помогало отсутствие обычного придворного этикета. Если честно, мне даже жаль было возвращаться: простая жизнь в лесу нравилась мне куда больше, чем дворцовая роскошь.
Мы наслаждались жареными перепелами в сливовом соусе, когда ворвалась Беатрис:
– Ваши высочества, прошу простить за вторжение, но прибыл курьер. Он говорит, у него срочное письмо.
Филипп отодвинул кресло и встал.
– Нет, останься, – сказал он мне, когда я тоже поднялась. – Сперва сам с ним повидаюсь. Может, ничего особенного. Заканчивай ужин, а я скоро вернусь.
Я кивнула, глядя на Беатрис.
– Письмо из Испании, – сказала она, едва Филипп вышел.
– Из Испании? – Я встала, уронив с колен салфетку. – Ты уверена?
– Да. Я слышала, как курьер говорил управляющему его высочества, что проскакал день и ночь из Антверпена, где его нанял посланник из Испании, чтобы передать письмо.
– В таком случае мне нужно с ним поговорить.
Я даже не знала, куда пошел Филипп, чтобы встретиться с курьером. В это мгновение дверь открылась. Увидев лицо мужа, я в страхе попятилась.
– Любовь моя… Письмо от моей сестры Маргариты. Твой брат Хуан… умер две недели назад.
Я открыла рот, пытаясь возразить, но язык мне не повиновался. Не в силах пошевелиться, я все же сумела ухватиться за спинку кресла, словно цепляясь за жизнь.
– Никто этого не ожидал, – продолжал Филипп. – Вскоре после свадьбы он слег с лихорадкой. Маргарита говорит, что сперва болезнь не показалась опасной, но за считаные часы лихорадка усилилась, и она в тревоге послала за твоими родителями. Когда приехал твой отец, было уже слишком поздно. Хуан умер у него на руках.
Я смотрела на мужа, не в силах поверить услышанному. За моей спиной судорожно вздохнула Беатрис.
Я вспомнила, как Хуан сопровождал отца в день падения Гранады, как просил меня рассказать о нем Маргарите. Мы никогда не были близки как брат и сестра. Он был наследником моих родителей, и судьба его была куда тяжелее моей. Но мы вместе сидели за праздничным столом, гуляли зимой по пахнущим лимоном садам Сарагосы, не раз вместе проводили лето в Гранаде. Впереди у него была вся жизнь. Ему предстояло стать первым кастильско-арагонским королем нашей единой Испании, которой он правил бы вместе с Маргаритой и стайкой детей.
Ему было всего девятнадцать лет.
Филипп протянул ко мне руки. Я прижала ладонь ко рту, и у меня вырвалось сдавленное рыдание. Он крепко обнял меня, и я закрыла глаза, слыша тихие всхлипывания Беатрис.
Мне даже не пришло в голову, что смерть Хуана на шаг приблизила меня к трону.
Глава 9
Миновал 1497 год. В соответствии с кастильскими обычаями мне следовало месяц пребывать в уединении, соблюдая траур. Хотя донья Ана так и не выздоровела окончательно, она настояла на том, чтобы вновь возглавить мое хозяйство. Я с радостью согласилась: хотелось, чтобы в горькие минуты рядом был кто-то знакомый. Поначалу я надеялась, что древний траурный ритуал принесет утешение, но вскоре он стал невыносим, и я позволила Филиппу ужинать со мной и играть в карты: как и любой молодой женщине, мне хотелось отвлечься от многочасовых молитв и черных одежд, которые мне приходилось носить.
Филипп терпеть не мог видеть меня в черном. Он заявил, что я похожа на ворону, и сорвал уродливый чепец с вуалью с моей головы, взъерошил мне волосы, шепча, что ему очень не хватает моего присутствия в зале. После нескольких кубков вина он неизменно становился любвеобилен и принимался нашептывать страстные слова, касаясь губами моей шеи. Донья Ана предупреждала, что я должна отклонять его ухаживания, пока не закончится траур, но в его словах и жестах чувствовалась такая отчаянная мольба, что мне пришлось уступить. Вряд ли стоило считать грехом поиск утешения во плоти, данной нам Богом. Когда Филипп заключил меня в объятия, даже не успев толком раздеться, на мою душу пролился бальзам, какого не могли дать никакие свечи и молитвы. Я решила, что горе больше не должно мешать нашей супружеской жизни и никакие правила над нами не властны. Несмотря на сердитые взгляды доньи Аны, я вернулась ко двору еще до истечения месяца. Время моего уединения завершилось.
* * *Однажды утром в начале мая 1498 года я проснулась от приступа тошноты, заставившего меня вскочить с постели. Не успев добежать до уборной, я согнулась пополам, и меня вырвало на ковер. Вся в поту и чувствуя, как стучит кровь в висках, я снова легла, свернувшись клубком под одеялом.
Видимо, я заснула, поскольку не слышала, как открылась дверь спальни, пока не раздался бодрый голос Беатрис:
– Доброе утро, ваше высочество. Уже одиннадцатый час. Как спалось?
Запах свежевыпеченного хлеба и теплого козьего сыра, доносившийся с подноса с завтраком, обрушился на меня, словно удар дубины. Задыхаясь, я перегнулась через край кровати. Желудок судорожно сжался, но извергнуть уже ничего не смог. Я со стоном откинулась на подушки.
– Да вы больны, ваше высочество! – Поставив поднос, Беатрис поспешила ко мне. – Сколько раз я говорила, чтобы вы не переедали за ужином! Это вредно для пищеварения.
– Ты прямо как донья Ана, – пробормотала я. – Похоже… кажется, у меня будет ребенок.
– Святая Мария! – Глаза ее широко раскрылись. – Вы хотите сказать…
