Анн Голон - Бунтующая Анжелика
— Прекрасно, сударь. Вижу, что вы внимательны. А этот черный порошок?
— Древесный уголь. Ты его просеял сквозь шелк.
— Прекрасно, но вы не должны говорить «ты» вашему преподавателю!
…Однажды, уже глубокой ночью, у крыльца раздался взрыв, и что-то сверкающее, взлетев, упало на траву лужайки. Солдаты бросились к оружию с криком «Тревога!» Монтадура как раз не было. Они обнаружили Флоримона, перемазанного сажей, перед странным орудием его собственного изготовления и Шарля-Анри в длинной ночной сорочке, приветствующего восторженными воплями успешный пуск ракеты, сделанной его «преподавателем».
Все принялись смеяться, даже солдаты. Анжелика хохотала так, как уже давно не смеялась. От этого на сердце стало легче, и на глаза навернулись слезы.
— Ах, мартышки! — вздыхала Барба. — С вами никогда не посидишь спокойно.
Казалось, проклятие уже не тяготело над замком. Может быть, в самом деле помогали мессы аббата де Ледигьера?
На следующий день вокруг башни стал кружить сокол, и Флоримон поймал его, как заправский соколятник. В сопровождении аббата он принес матери послание, обнаруженное им на лапе птицы. Анжелика густо покраснела и выхватила из рук сына чехольчик. Быстро распоров его своим перочинным ножичком, она выудила листок, исписанный готическим почерком Самуила де Ламориньера. Ей назначали свидание ночью, у Камня Фей… Она сжала зубы. У Камня Фей! Наглец! Как же он ее презирает, если осмеливается снова назначать то же место встречи… Он что, считает ее своей служанкой? Она не пойдет! Она более не станет им помогать… Она могла бы продолжать поддерживать их, но только не встречаясь с Патриархом. Вновь очутиться с ним наедине при молчаливом соучастии каждого дерева, осенних запахов, речного тумана? Нет, это невозможно. Если он еще раз посмеет дотронуться до нее, что ей делать? Сумеет ли она подавить темное влечение, яд которого остался в ее крови после той ночной сцены? Напрасно она пыталась отвлечься. Чья-то тень наклонялась над ней во сне, и она со стоном просыпалась.
Лес возбуждал ее своей дикой мощью, звал криком влюбленного лося, рождая странное оцепенение. Между тем пришла осень, а она так и не подчинилась королевской воле. Однако посланные им эмиссары не могли пробиться сквозь кольцо огня и стали, которым Патриарх окружил провинцию. За оградой парка, где играли ее дети, избивали женщин, жгли посевы, бродили озверелые, готовые на все крестьяне.
За ней присматривали Флоримон и аббат де Ледигьер. Куда бы она ни пошла, она ловила на себе вопросительный взгляд их чистых глаз. Король знал, что делал, отослав к ней сына. «Дети всегда некстати, — говорила повитуха. — Когда их не любишь, они мешают, когда любишь, лишают сил».
Адриатика преобразила ее душу. Анжелика почитала себя очерствевшей, но оказалось, что ее способность страдать, напротив, умножается по мере того, как глубже, изощреннее становится мысль. Теперь все причиняло ей боль. Но подчас неподвластные разуму силы невольно увлекали ее. Рог Исаака де Рамбура звал ее в медно-красный сумрак вечернего леса. Они условились о последовательности сигналов в зависимости от важности вести, которую надо было сообщить. «Улюлю!» — это был призыв о помощи.
— Мадам, нужно прийти! — умолял Лавьолет, едва отдышавшись, после того как вернулся из замка соседа. — Женщины.., женщины из протестантских селений, что под Гатином.., те, кого выгнали из дома… Они бродят без всякой помощи вот уже несколько дней… Они укрылись в замке Рамбур. Если Монтадур узнает, им конец. У вас просят совета…
Анжелика скользнула в подземелье. Лесом она добралась до заросших травой садов, окружавших замок Рамбур. Во дворе у башни измученные женщины сидели прямо на земле, худые дети молчаливо жались к матерям. Они глядели хмуро, их чепцы были грязны. Они рассказывали хозяйке замка о своих мытарствах. В католических деревнях кюре призывали прихожан блюсти королевский эдикт, предписывающий не совершать по отношению к неверным никаких гуманных деяний, не давать даже сухой хлебной корки. Питались они репой, украденной ночью с полей. Ютились у лесных опушек. Их травили собаками, на них нападали солдатские патрули. Солдатские посты в деревнях получили приказ надзирать за соблюдением эдикта. Женщины брели с детьми под безжалостным летним солнцем, под грозовым дождем. Наконец было решено отправиться в Ла-Рошель, бывшую протестантскую метрополию, где еще осталось достаточно реформатов, способных, презрев указ, приютить изгнанников. Там, где отряды де Ламориньера были хозяевами положения, им порой удавалось передохнуть на фермах своих единоверцев. Но крестьяне были доведены до нищеты, и еды не хватало. Нужно было идти дальше. Подойдя к реке Вандее, они натолкнулись на красных драгун Монтадура и в ужасе бежали в глубь леса, подальше от дорог и опасных встреч. И вот теперь они загнаны в тупик, оказавшись перед непроходимым лесом, прямо под боком у главного их гонителя. В последнем усилии они поднялись на холм к жилищу Рамбуров, о великодушии которых были наслышаны.
Сопливые дети хозяев замка, разинув рты, рассматривали прибывших. Рядом со старшим Анжелика обнаружила Флоримона. Тревога заставила ее быть резкой:
— Что ты здесь делаешь? Почему ты вмешиваешься в дела протестантов?
Флоримон улыбнулся. Еще в коллеже он приучился не отвечать на выговоры. Это выводило всех из себя. Баронесса де Рамбур, бывшая на седьмом месяце девятой беременности, раздавала женщинам куски хлеба. Хлеб был черный и черствый. Ей помогала одна из дочерей, нося за матерью корзину.
— Что нам делать, сударыня? — обратилась она к Анжелике. — Мы не можем приютить этих женщин здесь и еще менее — их прокормить.
Явился барон де Рамбур с охотничьим рогом на плече:
— Отправить их назад значило бы погубить. Прежде чем они, обогнув лес, доберутся до Сгондиньи, Монтадур неминуемо настигнет их.
— Нет, — сказала Анжелика, успевшая все обдумать. — Нужно их провести на Уклейкину мельницу, что на болотах. Оттуда на плоскодонках они доберутся до владений господина д'Обинье, где будут в безопасности. Постепенно перебираясь через озера и болота, — их проведут тамошние огородники — они достигнут окрестностей Ла-Рошели. До города им останется два-три лье. Так они проделают весь путь, не выходя на большие дороги.
— Но как добраться до мельницы?
— Прямиком через лес. Здесь не больше трех часов ходьбы.
Лицо Рамбура погрустнело:
— А кто их проведет?
Анжелика оглядела усталые лица женщин, их блестящие черные глаза.
— Я.
Едва они вышли из леса, их ноги погрузились в губчатый мох. Начались болота. По цвету они походили на луга. Так и хотелось пробежаться между деревьев, но большие плоскодонки, привязанные к берегу, показывали, что там
