Лейла Мичем - Дикий цветок
Сара слабым движением подозвала ее поближе и знаками попросила разговаривать тише на случай, если кто-то за стеной подслушивает. Боясь задеть ее раны, Джессика наклонилась вплотную.
— Я боюсь за Вилли Мей…
— Господи! Что знает Майкл? — вырвалось у Джессики.
— Паренек сказал, что услышал о безопасном доме и пришел сюда. О Вилли Мей он не проговорился, но, если твой брат засомневается и начнет его пытать… парень заговорит.
Джессика почувствовала, как кровь отливает от ее лица.
— За тебя я тоже боюсь, моя храбрая южанка… и за Типпи, — добавила Сара.
Чувствуя легкое головокружение, словно на палубе судна во время сильной качки, Джессика, стоя на коленях у постели пострадавшей, принялась тампоном наносить на раны мазь.
— Не бойся за нас, — сказала она. — Я что-нибудь придумаю. Когда дело касается меня, папа громче лает, чем кусает. Он на меня ужасно разгневается, но потом простит. Я его дочь. У него нет другого выхода.
— О Джессика… дорогая… — простонала Сара.
Глава 15
За завтраком в доме Толиверов, впрочем, как и в других господских домах на Плантаторской аллее, главной темой для обсуждения была внезапная и оттого еще более досадная отмена ежегодных праздничных мероприятий в Виллоушире. Обычно Виндхемы устраивали рождественский бал, чаепитие в честь ежегодного приезда сестры Юнис из Бостона и прием по случаю Нового года, на который приглашалось много важных гостей и знаменитостей. Те, кто удосуживался чести оказаться в списке приглашенных, ожидали этого события весь год. Леди заблаговременно заказывали бальные платья, украшения и придумывали замысловатые прически.
— Как вы думаете, из-за чего все отменили? — поинтересовалась Елизавета, адресуя вопрос домашним, собравшимся за столом.
Сегодня, вместо пиршества в Виллоушире, на завтрак была ветчина с мамалыгой. Женщина с тоской думала о новом бальном платье, висящем в ее гардеробе. Теперь у нее не будет возможности всем его показать. Сегодня, помимо Летти и ее отца, которые были частыми гостями в доме Толиверов, изредка оставаясь даже на ночь, а также двух своих сыновей и внука, Елизавета имела удовольствие видеть у себя Джереми Уорика. После завтрака он и Сайлас собирались обсудить не очень приятные перспективы, открывающиеся вследствие того, что весной караван тронется в путь в Техас без Сайласа и Летти.
— Понятия не имею, — ответил Джереми.
— Такое впечатление, что темный полог опустился на Виллоушир, — поэтично высказалась Летти. — Я так и не смогла поговорить с Джессикой. Когда я приехала повидаться с ней, меня в буквальном смысле слова выпроводили за дверь.
— То же можно сказать о Майкле, — присоединился к разговору Моррис. — Вчера мы должны были поехать вместе на охоту, но он прислал человека сказать, что все отменяется.
— Должно быть, что-нибудь серьезное случилось, — заметил преподобный Седжвик. — Никого из Виндхемов не было в среду вечером в церкви. Мистер Виндхем всегда приходит послушать кантаты и оставляет щедрые пожертвования. Очень странно.
— А мисс Конклин благополучно села на пароход в Массачусетс? — спросил у Летти Джереми. — Насколько я помню, Джессика должна была отвезти ее в порт.
— Мы не знаем, — ответила девушка, — и это нас беспокоит. Именно поэтому я поехала повидаться с Джессикой. Накануне я решила проветрить домик за кладбищем и обнаружила пятна крови на простынях и окровавленные ватные тампоны в мусорном ведре.
— Еще больше загадок! — воскликнул преподобный Седжвик.
— Думаете, она порезалась? — высказал предположение Сайлас.
— Я хотела поговорить с Джессикой и все у нее выведать, — сказала Летти.
— Не исключено, что кровотечение имеет естественные причины, — бросив многозначительный взгляд на Летти, предположила Елизавета.
Девушка покраснела, и тогда старшая женщина сменила тему:
— А я так надеялась полюбоваться в этом году Виллоуширом! — воскликнула она. — Та негритянка Виндхемов… Как ее имя, кстати?
— Типпи, — напомнил матери Сайлас.
— Она чудесно украшает дом к Рождеству. Мне до сих пор трудно вообразить, что такое уродливое цветное создание может проявить столько изобретательности.
Моррис откусил от намазанного маслом печенья и с полным ртом произнес:
— Это вы о той служанке-обезьянке с большими ногами, которая смахивает на подсвечник?
— Да, дорогой, — подтвердила Елизавета. — Джессика ее просто обожает.
Их прервали: распахнув двустворчатые двери столовой, вошел Лазарь. Подойдя к стулу Морриса, он склонился близко к его уху.
— Извините, хозяин, но в гостиной — посетитель.
— Так рано утром, Лазарь! Святые небеса! Кто это?
— Мистер Карсон Виндхем, сэр.
Все сидящие вокруг стола удивленно замолчали. Моррис сорвал из-за воротника салфетку.
— Я пойду к нему.
— Но он приехал не к вам, сэр, — сказал Лазарь. — Он хочет встретиться с мистером Сайласом.
— С братом?
Моррис уставился на Сайласа с таким выражением, словно подобного рода желание со стороны Карсона было чем-то за гранью возможного.
— Боже правый! — вырвалось у Елизаветы.
Ей сразу же показалось, что в комнате душно.
Сайлас сложил свою салфетку и встал из-за стола. Он улыбнулся Джереми и подмигнул Летти.
— Должно быть, старик передумал, — сказал он.
Моррис иронично приподнял брови.
— И решил приехать к тебе в рождественские праздники, чтобы лично сообщить о своем решении? Не думаю.
— Узнай, что же случилось в Виллоушире, — прикрывая рот рукой, громко прошептала Елизавета.
Карсон Виндхем стоял в гостиной, сложив руки за спиной. Взгляд его устремился куда-то за высокое венецианское окно. Лазарь принял у гостя его шляпу и стек, без которого Карсон нигде не появлялся. Мужчина явно был погружен в свои мысли. Сайлас не мог не согласиться, что Моррис, судя по всему, прав. Разве стал бы самый влиятельный и богатый человек в Южной Каролине приезжать к нему в час, когда положено принимать завтрак, для того чтобы уведомить о согласии предоставить ему кредит? Обычно в это время года люди вообще не занимаются делами.
— Мистер Виндхем!
Карсон повернулся. Только хорошее воспитание удержало Сайласа от публичной демонстрации своего изумления. Лицо гостя было отмечено печатью множества забот и нешуточного беспокойства. В последнее время каждое утро, глядя в зеркало, Сайлас замечал признаки подобного рода перерождения и на собственной физиономии. Угрюмое выражение лица Карсона Виндхема, мертвенно-холодный блеск в его глазах резко контрастировали с накрахмаленным, без единого изъяна галстуком из тончайшего сукна.
