Барбара Картленд - Любовь уходит в полночь
Оно было таким… — почти божественным! — что образовалась долгая пауза, прежде чем Ксения смогла разлепить губы, чтоб дать ответ:
— Да, я уверена… именно это платье мне и следует надеть вечером.
— Тогда осмелюсь предложить вам сейчас вот это, — быстро нашла Маргит еще одно прелестное платье, удостоверившись, что принцесса совсем не капризна.
Она извлекла из шкафа платье из бледно-желтого шелка, отделанное шнуровкой того же оттенка. Надев его, Ксения обнаружила, что оно идет ей едва ли не больше, чем белое… Вот незадача… Какое выбрать?
Как удачно, что они с Джоанной одного роста. Ксения была лишь чуть стройнее, а следовательно, тоньше в талии. Фасон многих платьев предполагал пояс, а те, что его не имели, легко можно было на время слегка ушить. Пусть слуги думают, что она похудела — авария, волнения с пересадками… Поэтому, пока ее одевали (это было для нее так непривычно!), Ксения не поскупилась на краски, описывая Маргит и Вилме, что с ней приключилось и как все было тревожно и страшно.
— Как это ужасно, ваше королевское высочество! — то и дело почтительно бормотала Маргит, в то время как Вилма слушала рассказ с живыми эмоциями малышки, которую взяли на пантомиму.
— Все эти поезда… Они так опасны! — назидательно заключила пожившая Маргит. — Но, возможно, это просто английские поезда не так хороши, как наши.
При упоминании Англии Ксения сразу же сникла. Этот ее «английский любовник», о котором твердил ей «жених» — будь он неладен! «Английский любовник», конечно.
Сдается ей, король, говоря эвфемистически, не в восторге от поведения своей невесты Джоанны, что бы та ни говорила, будто он ее понимает и отвечает ей тем же! Такое заключение сделала Ксения, пробежавшись мысленно по их с королем мучительному для нее разговору. Возможно даже, он таким поведением Джоанны просто шокирован. Во всяком случае, она не сомневалась: манеры его будущей жены и ее дальнейшие планы в соответствующем направлении претят королю.
Как Джоанна могла все ему рассказать? Впрочем, она была честна с женихом — обман разве лучше? Обманывать — разве не более недостойно, чем изменять жениху или мужу открыто?
Эта загадка была из тех, какие ни за что в жизни не взволновали бы ее разум прежде. Она напряженно думала обо всем этом, пока Маргит ее причесывала.
Как бы то ни было, наконец сказала себе, измучившись, Ксения, поступки Джоанны — на ее совести и совершаются в тех пределах, какие отведены для них ее представлениями о нравственности. И точка.
А все, что нужно сейчас ей, Ксении, — это стараться, чтобы король был ею доволен и ни о чем не подозревал и — что, возможно, более важно! — попытаться помочь ему, как о том говорил мистер Донингтон, насколько это будет в ее силах.
При этой мысли она занервничала, чувствуя, как лицо и плечи ее пошли пятнами. Маргит поспешила спросить принцессу, все ли с ее прической как надо? Может быть, где-то сильно натянута прядь? Нет-нет, ответила Ксения горничной. Все хорошо, просто ей жарко. Вилма бросилась приоткрыть форточку.
Помочь королю… Чем? Как? Да во всем, что она ни скажет, ни сделает, не будет ни малейшего проку! Он так недоступен, ведет себя так отстраненно, величественно!
Но при всем том он явно несчастлив. Она это чувствует! Как бы он ни маскировал свое состояние королевской недосягаемостью, ему не удается полностью скрыть эмоции.
Ее мать однажды сказала, когда они в очередной раз беседовали о ее детстве:
— Простые люди всегда думают, что тем, кто обитает в богатых дворцах, живется легко и без всяких забот. Это, поверь мне, совсем не так.
— Так ты была несчастлива, мама?
— В ранней юности, — ответила мать. — Меня прятали от настоящей жизни! Я это почувствовала и стала злиться. Представь, я ощущала себя канарейкой в клетке или золотой рыбкой в чашке с водой — дивитесь, люди, какая красивая! А я — сиди и подставляй перышки, чтоб поярче сверкали? Ну, нет… Это было не для меня. Я хотела знать, что происходит вокруг, за пределами чашки и клетки. И участвовать в том.
Она помолчала.
— Если бы я не сбежала с твоим отцом, я была бы обречена на пустую, бессмысленную жизнь — с разбитым сердцем.
— Ты бы стала прекрасной эрцгерцогиней, мама! — ответила ей тогда Ксения.
— Одно я знаю наверняка, — с улыбкой ответила миссис Сандон, пожав плечами, — что я была бы очень несчастной женой эрцгерцога. И вдобавок к тому очень глупой. — И, словно чувствуя, что должна объяснить последнее обстоятельство, она, не дожидаясь вопроса, сделала это: — Когда люди несчастливы, они либо глупы, либо им скучно, или же они впадают в цинизм. Последний случай — из самых худших.
— Я это понимаю, мама.
— Я хочу, чтобы ты это понимала всегда. Быть счастливым важно не только для самого себя. А для всех, кто тебя окружает, с кем ты общаешься, с кем ты близок.
Именно счастье и пыталась ее мать подарить жителям Литтл Кумб, и вовсе не странно, что все в деревне ее боготворили! Сколько слез было пролито на ее похоронах, и даже самые бедные жители деревни принесли тогда цветы на ее могилу.
Вот и диагноз: король несчастлив, сказала себе Ксения, сжав ладони в маленькие кулачки. И она должна попытаться сделать его счастливым — как это сделала бы ее мама в своем случае. Ксения не спрашивала себя, как это возможно за столь короткое время. Она знала лишь то, что если она поставила себе цель, то, какой недостижимой ни казалась бы ей эта цель, нужно постараться ее достичь.
Когда она вернулась из спальни в гостиную, аккуратно причесанная — Маргит постаралась и подняла все ее волосы вверх, заколов их черепаховыми гребнями, чтобы открылась красивая линия шеи с маленьким завитком в ложбинке у позвоночника, — сменив бледно-зеленое платье на бледно-желтое, со шнуровкой, король уже ждал ее. Он стоя просматривал газету и порывисто повернулся всем корпусом, услышав звук открывшейся двери. Почти инстинктивно Ксения остановилась на самом пороге и замерла. Описать свои чувства в этот момент она затруднилась бы. Что в них было? Опасение, что вышло что-то не так… Страх перед тем, что ей предстоит… Но главным было совсем другое — этого чувства она не могла распознать, но это было то, что испытывает любая женщина под взглядом мужчины, который…
Недолгая пауза. И вот он сказал, положив конец ее внутреннему смятению и попыткам разобраться в себе:
— Очень… очень… недурно! Вы сейчас даже прекраснее, чем получасом ранее. — Ксения просияла. И через секунду услышала: — Это то, что вы ожидали, чтобы я сказал?
Боже, да он подтрунивает над ней! Ее лицо отразило готовность к испугу — или даже к обиде, но улыбка на его губах дружески свидетельствовала: она ему нравится.
