Виктория Холт - Госпожа замка Меллин
Коннан повернулся к своей спутнице:
– Нам очень повезло, что мы нашли мисс Лей. Она… восхитительна.
– Надеюсь, Коннан, что на сей раз это действительно образцовая гувернантка, – ответила леди Треслин.
Они спокойно обсуждали меня в моем присутствии, как выставленную на продажу лошадь. Мне было гадко и стыдно, и неприятнее всего было то, что он явно догадывался о моем состоянии, и оно его забавляло. Временами он казался мне очень неприятным, жестоким человеком. Я холодно сказала:
– Нам пора возвращаться. Мы ведь вышли только немного подышать воздухом перед сном. Пойдем, Элвина, – и крепко схватила ее за руку.
– Но я хочу остаться, – запротестовала она. – Мне надо поговорить с вами, папа.
– Но ты же видишь, что я занят. В другой раз, дитя мое.
– Нет, это очень важно, – настаивала она, – сейчас.
– Не вижу никакой необходимости так спешить. Обсудим все завтра.
– Нет… нет… Сейчас! – в голосе Элвины появились истерические нотки. Первый раз на моей памяти она осмеливалась открыто не слушаться отца.
– Я вижу, Элвина – девочка с характером, – вполголоса заметила леди Треслин.
– Мисс Лей с ней справится, – холодно произнес Коннан Тре-Меллин.
– Да, конечно. Она ведь образцовая гувернантка… – в голосе леди Треслин звучала насмешка, и это настолько подстегнуло меня, что, схватив Элвину за руку, я буквально потащила ее прочь.
Она едва сдерживала слезы, но не проронила ни слова, пока мы не вернулись в дом. Только тогда она вдруг сказала:
– Ненавижу ее. Вы ведь знаете, мисс Лей, она хочет стать моей мамой.
Я промолчала, потому что не хотела, чтобы нас кто-нибудь услышал, но, войдя за ней в комнату и плотно прикрыв дверь, я ответила:
– Ты говоришь странные вещи, Элвина. Как она может хотеть стать твоей мамой, если она замужем?
– Он скоро умрет.
– Почему ты так решила?
– Все говорят, что они только этого и ждут.
Я была потрясена, что она могла слышать такие разговоры, и подумала, что обязана поговорить с миссис Полгрей. Слуги не должны болтать при Элвине, о чем им вздумается. От кого она могла услышать такое: от этих двух болтушек Дейзи и Китти… или от Джона Тэпперти и его жены?
– Она вечно здесь, – продолжала Элвина, – но я не позволю ей занять место мамы. Ни ей, ни кому другому.
– Ты просто не отдаешь себе отчета, что говоришь. Я не хочу больше слышать ничего подобного. Этими разговорами ты унижаешь своего отца.
Это на нее подействовало, она задумалась. Бедная маленькая Элвина, бедное одинокое дитя! Как она его любит!…
Там, в прекрасном саду, где меня насмешливо разглядывала та красавица из беседки, мне стало себя очень жалко, и я подумала, что это несправедливо.
Почему одному человеку дано так много, а другим – ничего? Имея платье из шифона и бриллианты, я тоже была бы красавицей. Может, не такой, как леди Треслин, но уж, по крайней мере, более привлекательной, чем в своей одежде из ситца или шерсти с единственным украшением в виде брошки с бирюзой, доставшейся мне от бабушки.
Но теперь я больше не думала о себе, так жалко мне было бедную Элвину.
Уложив Элвину, я в подавленном настроении вернулась к себе. Перед глазами стояли Коннан Тре-Меллин с леди Треслин в беседке. Там ли они еще и о чем разговаривают? Наверное, друг о друге, ведь мы с Элвиной прервали любовное свидание. Как мог он позволить себе такую недостойную связь! В том, что она недостойна, у меня не возникло никаких сомнений, ведь его дама замужем и обязана хранить верность своему мужу.
Я подошла к окну. К счастью, из него не было видно ни моря, ни южной части сада. Опершись о подоконник я вдыхала ароматный вечерний воздух. Солнце уже село, смеркалось, но было еще не очень темно, и я невольно взглянула на окно, в котором несколько дней назад мелькнула чья-то тень.
Шторы были подняты, и мне были хорошо видны синие занавеси. Я смотрела на них не отрываясь. Не знаю, что я ожидала увидеть: лицо в окне, манящую руку? В другое время суток мне, может быть, самой стало бы смешно от подобных фантазий, но только не в сумерки, когда все кажется возможным.
Вдруг занавеси шевельнулись: в комнате кто-то был!
Мое странное состояние в тот вечер было, вероятно, связано со встречей в беседке, тогда я этого не понимала, потому что еще не разобралась в своих чувствах. Но несмотря на то, что встреча была унизительной и оскорбила мое достоинство, я была готова еще к одной, даже, наверное, еще менее приятной. В саду я могла гулять, где захочу, но комнаты Элис были в недоступной для меня части дома. Попадись я кому, было бы очень трудно объяснить, что я там делаю. Но я не чувствовала опасности: мне было все равно. Мысли об Элис не давали покоя. Иногда мне так хотелось раскрыть тайну ее смерти, что я была готова на все что угодно.
Выскользнув из комнаты, я, никем не замеченная, прошла через свое крыло дома в галерею, а оттуда к гардеробной Элис. Тихонько постучав, я резким движением открыла дверь. Сердце билось так громко, что стук его, казалось, был слышен по всему дому.
В первое мгновение мне показалось, что в комнате никого нет. Но затем занавеси снова едва заметно шевельнулись. За ними кто-то прятался.
– Кто здесь? – как ни странно мой голос не дрожал, хотя от страха внутри все трепетало.
Ответа не последовало: кто бы ни прятался за занавесями, он явно не хотел, чтобы его заметили.
Решительным шагом я пересекла комнату, отдернула занавеси и увидела притаившуюся Джилли. Ее пустые голубые глаза быстро моргали от ужаса. Я хотела взять ее за руку, но она съежилась и отпрянула к окну.
– Не бойся, Джилли, – сказала я как можно более мягко, – я тебя не обижу.
Она смотрела на меня, не отводя пустого, ничего не выражающего взгляда. Я попробовала еще раз:
– Скажи, что ты здесь делаешь?
Молчание. Вдруг взгляд ее забегал по комнате, как будто она ждала чьей-то помощи, и на мгновение, на одно жуткое мгновение, мне показалось, что она действительно видит что-то или кого-то, кого не вижу я.
– Джилли, ты ведь знаешь, что тебе не следует находиться в этой комнате?
Она вздрогнула, но когда я повторила вопрос, кивнула, а потом вдруг сразу же замотала головой.
– Пойдем ко мне, Джилли, и поговорим.
Я обняла ее за плечи: она вся дрожала. Мы направились к двери, но она шла неохотно, еле передвигая ноги, а на пороге оглянулась и неожиданно позвала…
– Мадам… вернитесь, мадам. Вернитесь… пожалуйста!
Мы вышли из комнаты, и я буквально силой потащила Джилли к себе. Плотно затворив дверь, я повернулась и увидела, что у девочки дрожат губы.
– Джилли, пойми, я не сделаю тебе ничего плохого. Я хочу быть твоим другом, – ее глаза оставались пустыми, и я добавила наугад, – как миссис Тре-Меллин.
