Ханна Хауэлл - Благородный защитник
— Вот как? А по-моему, в тот момент ты как раз собирался забраться в постель к леди Фрейзер.
— Я имею в виду, когда увидел тебя при свете, без всей этой грязи и болотной травы.
Она задрожала. Самой мысли о том, что этот красивый мужчина желал ее, оказалось достаточно, чтобы ее возбуждение взмыло в заоблачные выси. Она обвила руками его шею, надеясь, что он поспешит и начнет наконец делать то, в чем, если верить молве, особенно преуспел. Хотя ей и удалось убедить саму себя, что ничего другого ей не остается делать, кроме как решиться и взять то, что Пейтон ей предлагал и чего она сама так страстно желала, однако она чувствовала, что его колебания могут сказаться самым печальным образом на ее решимости. Причин, по которым ей не следовало бросаться в его объятия, было столько же, сколько и причин броситься. Мысль ее лихорадочно работала и вполне могла превратить ее «да» в «нет».
— Но ты же собиралась добиваться признания брака недействительным? — спросил он, поглаживая ее спину, прикрытую тончайшим полотном.
— Я поняла, что это невозможно. — Она начала расшнуровывать его рубашку. — Эта битва может закончиться только смертью одного из нас — либо моей, либо Родерика. Он ни за что не оставит меня в живых. Так что наш с ним союз может расторгнуть только смерть. Кроме того, как только я стану хлопотать о расторжении брака, обнаружится, что я жива. — Она распахнула его рубашку и подумала, что грех мужчине иметь такую прекрасную кожу. — Но полагаю, тебе это давным-давно известно.
— И тебя больше не волнует, что ты нарушаешь супружескую верность? Ты наконец поняла, что никогда не была ему женой?
— Пейтон, зачем столько вопросов?
— Еще один, последний, прежде чем я сорву с тебя эту полотняную тряпочку, которую ты неизвестно зачем нацепила. Ты уверена, что сэр Родерик не вступил с тобой в супружеские отношения?
— Я хоть и девственница, но кое-что понимаю. Не вступал он со мной в супружеские отношения.
— Почему?
Кирсти вздохнула и уставилась в стену. Щеки ее пылали.
— Я говорила тебе, что в пятнадцать выглядела как ребенок. Это истинная правда. Я очень поздно сформировалась как девушка, но никому об этом не говорила. Ну и наконец это пришло — как раз в мою первую брачную ночь. Я хотела предупредить Родерика, но он не дал мне и слова сказать. А когда понял, что у меня месячные, заблевал всю постель и выскочил из комнаты как ошпаренный. После этого я стала больше походить на женщину и меньше на ребенка. Он попытался еще пару раз после той ночи, но у него ничего не вышло. Сначала я подумала, что противна ему как женщина.
— Дурочка. — Он принялся целовать ее шею, вдыхая чистый аромат ее кожи.
— Ну а после того, как у меня возникли небольшие проблемы кое с кем из его людей, которые приставали ко мне, я пришла к выводу, что дело, пожалуй, не во мне, а в нем. Потом я заметила, что в замке почти нет женщин и что ни одну из них он к себе не подпускает. Вот тогда-то я и решила, что он, должно быть, предпочитает мужчин. Этим и объяснялось его отношение ко мне. Первое время он меня еще как-то терпел, а потом просто возненавидел.
— Может, он думал, что супружество излечит его.
— Возможно. Или надеялся зачать со мной отпрыска, чтобы легче было скрывать свой порок.
Пейтон слушал ее рассеянно. Он едва сдерживался, чтобы не повалить ее на постель и войти в нее. Кирсти была само совершенство. Груди маленькие, но идеальной формы, с розовыми сосками, напряженными и зовущими. Тонкая талия, подтянутый живот, узкие, но крутые бедра. Ноги стройные, длинные, сильные, и небольшой просвет между шелковистыми бедрами. При виде треугольника курчавых черных волос, прикрывавших средоточие ее женственности, Пейтон затрепетал, как неопытный юноша. Раздевался он медленно, надеясь сохранить остатки самообладания.
Кирсти сжала кулачки от нетерпения. Когда он скинул рубашку, она с трудом удержалась, чтобы не прикоснуться к нему. Мускулистое, гибкое, худощавое тело, гладкая, золотистая кожа. Недаром он прослыл красавцем. Раздевшись наконец, он подхватил ее на руки и отнес на постель.
Пейтон уже успел убедиться в том, что Кирсти женщина страстная. Но сегодня она не переставала его удивлять. Трудно было представить себе, что девственница может отвечать на все его самые изощренные ласки. Прежде чем войти в нее, Пейтон ласково произнес:
— Девочка моя, я чувствую, что ты готова меня принять. Но будет немного больно.
— Не важно, — простонала она, прильнув к нему всем телом.
Ощутив боль, Кирсти на какое-то мгновение замерла.
— С тобой все в порядке? — спросил Пейтон.
Она чуть поменяла положение ног, почувствовала, что он вошел глубже, и содрогнулась.
— О Боже. Да, со мной все в порядке. Но тебе еще придется потрудиться, чтобы я наконец вкусила то райское блаженство, которое ты мне обещал.
Пейтон усмехнулся, а затем оба ахнули, едва он начал двигаться.
— Девочка моя, да ты же настоящее чудо, — только и смог выговорить он, прежде чем страсть полностью захватила его.
Кирсти улыбнулась. Тело ее еще горело, по нему бегали мурашки, но состояние неизъяснимого блаженства постепенно проходило. Если только с Пейтоном, как говорят, можно испытать такое наслаждение, то удивительно, почему толпа женщин не осаждает его дом.
Но лучше не думать о всех тех женщинах, что побывали в его постели, чтобы не омрачать то время, которое ей суждено провести с Пейтоном. Пейтон же чувствовал себя так, будто излил все силы в ее гибкое маленькое тело. Сейчас он мог думать только об одном: будет ли ему дарована возможность любить ее снова этой же ночью.
Эта маленькая Кирсти Макай — сама страстная женщина из всех, кого он когда-либо знал. Она восхитительно неутомима. Наслаждение испытала с первого раза. Не каждая на это способна.
Когда Пейтон высвободился из ее объятий и встал, Кирсти вдруг охватила тревога. Она-то думала, что молчание наступило потому, что оба они изнемогали от усталости. Но тут ей пришло в голову, что она вела себя как распутная женщина и вызвала у него отвращение. Какое же она почувствовала облегчение, когда поняла, что он встал только затем, чтобы принести воду для умывания.
— Мне следует вернуться к себе, — проговорила она, когда он, нырнув в постель, принялся покусывать ее ухо.
— Ну, нет, — сказал Пейтон, привлекая ее к себе. — Теперь ты будешь спать со мной.
— Но тогда все поймут, чем мы с тобой занимаемся!
Учитывая, какой шум она только что здесь подняла, было забавно слышать, что говорит она шепотом, видимо полагая, что ее пребывание в спальне хозяина дома осталось для кого-то секретом. Но Пейтон решил, что не стоит ее разуверять. Его возбуждали ее страстные стоны, и он не хотел, чтобы она вела себя тише.
