Бертрис Смолл - Вспомни меня, любовь
— А ты не боишься?
— Не боюсь, Гэл. Я видел тебя в чем мать родила. Ты такой же человек, как и я. Все это игра случая. Родись каждый из нас в семье другого, глядишь, Генрих был бы придворным дураком, а Уилл — королем.
— Я и есть дурак, коли позволил другим выбирать для меня жену, — заявил Генрих Тюдор. — Но теперь этому горю уже не поможешь.
— Если не имеешь лучшего, извлеки пользу из того, что имеешь, — посоветовал шут. — Может быть, леди Анна еще приятно удивит тебя.
Он слез с кровати, и Марго тут же, проворно взобравшись ему на плечо, нахлобучила на голову Уилла берет.
— Спи, Гэл. Тебе надо выспаться, да и мне тоже. Мы оба уже немолоды, а ближайшие дни будут чертовски хлопотными и утомительными. Опять придется слишком много пить вина и есть чересчур жирную пищу. Ты не умеешь ничего делать наполовину, поэтому обязательно опять переешь и перепьешь всех, а потом будешь мучиться.
Король сонно улыбнулся.
— Наверное, ты прав, Уилл, — сказал он, закрывая глаза. Дождавшись, когда король захрапел, шут тихонько выскользнул из спальни и сообщил придворным, ожидавшим за дверью, что его величество, ко всеобщему облегчению, спокойно спит.
Глава 4
Шестого января мороз стал еще сильнее. С перламутрового неба светило по-зимнему слабое солнце. С Темзы дул колючий морозный ветер. Короля разбудили в шесть часов утра, но он еще около получаса оставался в постели. Это был день его свадьбы, но он не находил в себе силы встать и начать этот длинный, полный забот день. Осознав наконец, что у него уже нет выбора, король кликнул камергера. В спальню, переговариваясь и улыбаясь, вошли придворные и внесли свадебный костюм короля. Генриху помогли выбраться из кровати, затем его побрили, он принял ванну, после чего начал облачаться в наряд, предназначенный для сегодняшнего спектакля.» Какая гадость! — думал он, и глаза его наполнялись слезами. — Я еще не настолько стар, мне хочется насладиться хорошенькой девушкой «.
Свадебный наряд короля выглядел поистине великолепно. Парчовый камзол расшит серебряными цветами, отделан роскошными соболями. Плащ из багряно-алого сатина расшит не менее пышно, чем камзол, и украшен огромными круглыми пуговицами из отшлифованных алмазов. Шею туго охватывал золотой воротник. Сапоги короля сшиты по последней моде — с узкими закругленными носами — и тоже щедро усыпаны жемчугом и бриллиантами. Все пальцы короля унизаны перстнями.
— Ваше величество выглядит превосходно, — объявил молодой Томас Калпепер.
Остальные придворные одобрительно зашушукались и закивали, соглашаясь с этим мнением.
— Если бы эта свадьба не была нужна моей стране, — заявил король, — никакая сила на земле не заставила бы меня сделать это.
— Кромвель — конченый человек, — прошептал Томас Говард, герцог Норфолк.
— Не очень-то обольщайтесь, — вполголоса ответил ему Чарльз Брэндон, герцог Суффолк. — Старина Кром — хитрая лиса и еще может ускользнуть.
— Посмотрим, — пожал плечами герцог Норфолк, и на лице его заиграла улыбка — явление для него чрезвычайно редкое. Это была улыбка триумфатора.
— Что это вы задумали. Том? — спросил герцог Суффолк. Чарльз Брэндон знал, что Томас Говард близок со Стивеном Гардинером, епископом Уинчестерским. Епископ поддерживал короля во всем, что касалось противоборства с папой римским и отрицания верховенства Ватикана над английской церковью, однако при этом он оставался ярым противником изменений в доктрине, проводимых архиепископом Томасом Кранмером, ставленником Кромвеля.
— Вы переоцениваете меня, Чарльз, — ответил Норфолк, все так же улыбаясь. — Я — самый преданный слуга короля и всегда им оставался.
— Скорее, я недооцениваю вас. Том, — парировал Суффолк. — Иногда вы меня пугаете. Ваше честолюбие беспредельно.
— Давайте поскорее покончим с этой комедией, — проворчал король. — Раз уж я должен жениться на ней, так тому и быть.
Король в сопровождении пэров прошел на половину принцессы Клевской, где его уже ожидала невеста. Она тоже долго не осмеливалась встать в это утро. Фрейлинам пришлось уговаривать ее принять ароматизированную ванну: Анну воспитывали в убеждении, что подобные излишества — признак тщеславия и гордыни. Однако ванна так ей понравилась, что она заявила своим дамам:
— Я будет делать это каждый день. Чем это пахнуть здесь вода, Нисса Уиндхем? Это приятно.
— Это розовое масло из Дамаска, ваше высочество, — ответила Нисса.
— Мне нравится! — подтвердила Анна, и ее фрейлины заулыбались.
Это отнюдь не означало, что они посмеиваются над принцессой, скорее, наоборот, они радовались, что смогли угодить ей. Отношение короля к невесте не было секретом ни для одной из них. Лишь незнание языка и английских нравов спасало Анну от глубокого унижения. Она могла любить Генриха Тюдора не больше, чем он ее, но она женщина, и у нее своя гордость.
Когда внесли подвенечный наряд, раздался хор восторженных восклицаний. Платье из золотой парчи сплошь расшили жемчугом. Скроено оно было по немецкой моде — без шлейфа. На ноги принцесса надела туфли из золотистой лайки без каблуков, чтобы казаться ниже. Ее белокурые волосы оставили распущенными — символ девственности, а на голову надели изящную золотую корону, усыпанную драгоценными камнями и увенчанную золотым трилистником в виде веточки розмарина — символа изобилия и плодородия. Матушка Лоув собственноручно надела на шею своей госпожи ожерелье из крупных алмазов, оправленных в золото, а затем обвязала тонкую талию Анны брачным поясом. Глаза пожилой женщины наполнились слезами, и когда несколько слезинок все-таки покатились по ее щекам, принцесса сама заботливо стерла их, — Если бы твоя мама могла видеть тебя, дорогая моя, — всхлипнула матушка Лоув.
— Что это с ней? — резко спросила леди Браун у Ниссы.
— Она сожалеет, что матушка принцессы не может увидеть ее венчания с королем, — ответила Нисса, подумав при этом: и хорошо, что не видит. Мать сразу бы поняла, что король не рад браку с ее дочерью; но, может быть, все еще переменится.
Услыхав, что король уже ждет, невеста вышла к нему. Вслед за королем и пэрами Анна Клевская в сопровождении графа Оберстайна и других немецких вельмож проследовала в королевскую часовню, где жениха и невесту уже ожидал архиепископ. Лицо Анны, невзирая на охватившее ее волнение, оставалось безмятежно ясным. Он не хочет ее, она не хочет его, но тем не менее они должны пожениться из соображений целесообразности. Право же, их обоих можно пожалеть.
К венцу принцессу подвел граф Оберстайн. Она мало что поняла из того, что говорил этот архиепископ с добрым лицом, но когда Генрих Тюдор схватил ее за руку и надел на палец тяжелое кольцо червонного золота, Анна Клевская не сомневалась: это означает, что она наконец обвенчана с королем Англии. Пока Томас Кранмер завершал обряд, она старательно разбирала надпись, выгравированную на кольце:» Господи, помоги мне достойно выполнить свой долг «.
