Джоан Смит - Неподходящее место для леди
Он вскочил на место возницы и натянул поводья, не проронив ни слова. Придя в себя, спросил:
— Так вы знали о жемчуге с самого начала?
— Нет, я его обнаружила только сегодня утром, после вашего ухода.
— Что вы с ним сделали?
— Отправила леди Прайор, мистер Алджер, вместе с часами и кольцом. И не думайте, что на этот раз вам удастся легко отвертеться. Вы отлично знали, где жемчуг. Вы пытались убедить меня в своей невиновности, вернув две мелкие вещи, а по настоящему дорогую драгоценность продать. Сколько вам платит Шарки? Вы принимаете плату в виде шахмат ювелирной работы и хрустальных бокалов, или же Шарки работает на вас?
— Не городите чушь! — рявкнул он. — Шарки действительно признался, что спрятал жемчуг в вазе, — сказал он. — Он бросил его туда прошлым вечером для надежности. Боу-Стрит время от времени наведывается на его квартиру. К тому времени, когда они пришли, кольцо было уже у меня. Я сам собирался вернуть его леди Прайор, я бы и жемчуг вернул. Я не хотел расстраивать вас сообщением, что это тоже спрятано в вашем доме.
— Правдоподобная история, можно поверить!
— Понимаю, это звучит неубедительно, но правда зачастую выглядит менее достоверно, чем вымысел. Если бы мне нужно было обмануть вас, я придумал бы что-нибудь более убедительное.
— Да, сочинять вы умеете.
— Я стараюсь переделать Шарки.
— Где же этот вор сейчас?
— Выполняет небольшое мое поручение.
— Так вы все-таки соучастник! Немедленно остановите карету!
— Абсолютно законное дело, — процедил он сквозь зубы.
— Ха! Ему это слово даже неизвестно, да и вам тоже. Что это за поручение и какое отношение Шарки имеет к политике?
— Эта работа никакого отношения к политике и не имеет. Дело касается лошади, которую я собираюсь купить. Шарки хорошо разбирается в лошадях. Он объезжает для меня лошадь — охотничью. Меня пригласили на охоту с компанией Долмана.
— Это вы дали Шарки деньги на выплату ренты? — спросила я, полностью не поверив его объяснениям, но и не то чтобы явно отвергнув их.
— Одолжил. Он всегда отдает, и не крадеными вещами, а наличными, — добавил он раздраженно. — Послушать вас, так меня можно принять за обычного карманника.
— О людях судят по их окружению, мистер Алджер.
— Тогда я вам не советую проводить со мной время, мисс Ирвинг. Лучше поостерегитесь.
— Я уже подумала об этом.
В действительности его гнев убедил меня лучше его слов и заигрываний в том, что он невиновен. Я даже поверила, что он хотел вернуть ожерелье миссис Прайор. Он, казалось, совсем не был расстроен, что я вернула жемчуг. Пока мы пререкались, лошади везли нас с приличной скоростью в респектабельную часть города. Какое-то время мы не разговаривали. Затем он повернулся и улыбнулся такой очаровательной улыбкой, что я почувствовала — моему женскому покою грозит опасность.
— Давайте не будем портить себе прогулку, мисс Ирвинг. Я целый день мечтал о ней. Так как вы намерены в скором времени уехать, у нас не будет больших возможностей лучше узнать друг друга. У Сомерсет-Хаус интересная история и прекрасное расположение — на берегу Темзы. Строительство было начато Сомерсетом в 1600 году, но его казнили, прежде чем здание было завершено. Здесь жили жены королей Чарльза I и II. Для публики его открыли только в конце прошлого века. — Он рассказал еще много интересного об истории и архитектуре Сомерсет-Хаус.
Чем ближе мы подъезжали к месту, тем оживленнее становилось движение экипажей на улице. Вот, наконец, мы прибыли. Алджер нашел мальчугана и поручил ему смотреть за каретой, пока мы осматривали здание снаружи. Оно было сделано в стиле древнегреческого храма с вытянутым в длину фронтоном, выходящим на Темзу. Созерцание этого прекрасного здания в теплый весенний день, журчание реки, лодки, весело плывущие и подгоняемые легким ветерком вниз по течению — все умиротворяло и наполняло сердце радостью.
Внутри здания картины были плотно развешены по стенам, одна над другой, вплоть до потолка. По правде говоря, ни одна из них не вызвала у меня восторга. Выставка посвящалась пейзажной живописи. Я очень люблю природу, нахожу ее прекрасной и легко восхищаюсь ее красотами, поэтому в нарисованном виде она мне показалось несколько неестественной. Я надеялась, что это будет портретная живопись и можно будет познакомиться с работами известных лондонских мастеров.
Больше, чем картины, меня заинтересовали зрители.
Не веря своим глазам, я разглядывала туалеты лондонских дам — то, что полагалось носить в будни, на дневной прогулке. Поражали замысловатые шляпы, украшенные целыми оранжереями шелковых цветов, среди которых порхали почти естественные птицы. Моя новая соломенная шляпка производила жалкое впечатление на этом пестром фоне; накидка, которой я собиралась поразить свет, оказалась совсем не того цвета, и даже материал выдавал провинциальное происхождение наряда. Все дамы были в накидках из жатой саржи различных зеленых оттенков, гармонировавших с цветами на шляпах. Моя же была из голубой шерсти.
Мистер Алджер представил меня нескольким знакомым. Некая леди Маклентир и ее дочь поздоровались с Алджером и уделили обозрению моего туалета гораздо больше времени и внимания, чем произведениям искусства.
— Не лучшая выставка сезона, не правда ли? — пожаловалась леди Маклентир. — Немудрено, что так мало народа.
Мне казалось, что народа на выставке слишком много.
— Разве вам не кажется, леди Маклентир, что выставка пользуется успехом? — заметила я, бросив взгляд на заполненные людьми переходы. — Здесь не меньше сотни зрителей.
— О, дорогая, когда посетителей можно сосчитать, это означает полный провал, — она засмеялась. — Когда были живы Рейнольдс и даже Ромни, толпа заполняла улицу на несколько кварталов. А это даже не толпа, так, что-то неопределенное. Пойдем, Саманта, проедемся в Гайд-парк, здесь никого нет. Вы будете сегодня на вечере у леди Бонем, Алджи?
— Если позволит время, мэм.
— Ну уж скажете! Можно подумать, что вам нужно зарабатывать на хлеб. Передайте привет Долману.
Леди Маклентир подтолкнула неповоротливую дочь, чтобы та сделала реверанс, и потянула ее к выходу.
— Теперь посетителей стало девяносто восемь — явный провал, — сказал Алджер.
— Вы, наверное, решили, что я совсем провинциальная дура, для которой сто человек — целая толпа.
— Сначала вы напрашиваетесь на сравнения, потом меня же отчитываете за подсказанные вами слова. Я не считаю вас дурой, провинциальной — возможно, — добавил он с озорной улыбкой и поднес к лицу ладони, как бы защищаясь от ожидаемого удара.
— Да, я девушка из Бата и горжусь этим, сэр.
