Наталья Майорова - Время перемен
– А что же про то, как знахарка Липа выдрой оборачивалась и ее крестьяне в сеть поймали? – переспросила худенькая девочка с длинным породистым носом. – Вы, Любочка, обещали после рассказать…
– Будет, ну будет! – мягко прервала молодую родственницу Анна Львовна – самая старшая и, безусловно, самая красивая дама из присутствующих в гостиной. – Вы уж измучили Любочку совсем. Она ж теперь с нами будет, наслушаетесь еще. А вы, Любочка, построже с ними – не давайте их любопытству собою вертеть. Надо вам и горлышко поберечь, завтра ведь учитель придет, а как вы петь станете, коли сейчас охрипнете?.. Степанида, будь добра, приготовь-ка ты Любочке на ночь стакан теплого молока и меду липового десертную ложку добавь и отвара льняных семян столько же… Выпьете, Любочка, уже в постельке, по глоточку, как бы смакуя, это голосу на пользу пойдет…
– Благодарю вас, Анна Львовна, – склонила голову Люша. Ее темные кудри были аккуратно убраны розовой лентой, руки отмыты, ногти подстрижены и отполированы, лицо выражало сложную смесь лукавства и умиротворения. – Я с удовольствием выпью. – («Моя удача, – подумала притом Люша, – что эту жуткую склизко-сладкую смесь с удовольствием потребляют все три комнатные собачонки!»)
– Расходимся, расходимся, Любочке надо отдохнуть. И всем прочим тоже. Завтра опять будет длинный и хороший день…
– Энни, я помолюсь с тобой на ночь? – попросила носатенькая девочка.
– Разумеется, милая. – Анна Львовна положила свою узкую ладонь на шелковистую головку девочки. – Тебя опять мучают кошмары? Напомни мне, я дам тебе настойку корней пиона, и все будет хорошо…
Все разошлись. Люша уже знала, что весь этот серый, с массивными колоннами и нависающим над улицей портиком дом принадлежал семье Гвиечелли. Братья жены Лео Марии Габриэловны и семья двоюродной сестры Льва Петровича занимали четыре квартиры. Остальные квартиры сдавались.
Луна спустилась и гладила серебряными пальцами цветы, выложенные на паркете.
Люша и Камиша (названная так в честь бабушки Камиллы) остались в гостиной одни. Они оказались ровесницами, и если и не сблизились еще, то закономерно чувствовали взаимный интерес. Камиша была талантливой рисовальщицей и пианисткой, но почти никогда не выходила из дома – с одиннадцати лет диагностированный в обоих легких туберкулезный процесс практически не оставлял ей шансов достичь совершеннолетия. Каждый год ее возили в Италию или на воды, но улучшения не наступало. Девушка все знала о своем положении и почти смирилась с ним.
– Поиграйте мне, Камиша, если вам не трудно, – попросила Люша и, дождавшись кивка, соскочила с козетки, подняла крышку рояля, пододвинула кипу нот, открыла пюпитр, установила тяжелую крутящуюся табуретку.
Камиша, отложив плед и рукоделие, выбралась из кресла. Усевшись за роялем, она как-то сразу стала выше ростом и еще более прозрачной, чем обычно.
Музыка плыла длинными волнами и казалась продолжением лунных лучей. Из соседней комнаты, путаясь в подолах белых ночных рубашек и как будто не до конца проснувшись, пришли два младших кузена Камиши и уселись на коврик, подтянув ноги к груди и прислонившись худыми спинами к ножкам рояля. В голубом кружевном пеньюаре беззвучно влилась в комнату младшая сестра Анны Львовны, пододвинула второй табурет и заиграла в четыре руки вместе с Камишей (практически вся семья была изумительно талантлива в импровизациях). Болонка пушистым кремовым клубочком прилегла к босым ножкам младшего мальчика. Старший прозрачными глазами глядел на луну и шевелил губами, быть может сочиняя песню или стихи.
У Люши было лицо человека, пришедшего домой с пронизывающего холода и погрузившегося в теплую ванну.
– Камиша, без вашей помощи я погибну! – заявила Люша. – Вот истинный крест!
– Господь с вами, Любочка! – Девушка испуганно всплеснула руками. – Что вы говорите такое! Что случилось? Конечно, я в вашем распоряжении всецело, но чем могу помочь вам? Ведь я же никуда не выхожу и ничего не знаю. Может быть, надо позвать…
– Никого не надо! Только вам, Камиша, могу довериться… Мне надо скрыться, уйти из дому, чтоб никто не знал. Ненадолго, к вечерним посиделкам уж вернусь.
– Но как же? Куда ж вы одна пойдете? – заволновалась Камиша и тут же спохватилась: – Простите, простите… Я любопытна неуместно…
– Камишенька, – улыбнулась Люша, – вспомните, что я вам о себе говорила: я ж на улице жила. Одна совершенно. Никакой опасности для меня нет. Я просто… просто мне надо воздуху вдохнуть немного… Да и дела кой-какие есть.
– Но как же мы…
– Я уж все придумала: вы скажете, что у меня голова болит, я уснула и вас просила, чтобы меня до вечера не трогали. Вам ведь остальные поверят?
– Конечно поверят, – улыбнулась Камиша. – Ведь я никогда не лгу.
– Черт, черт, черт! – выругалась Люша.
– Но ради вас совру… Я понимаю… понимаю, что значит, когда не можешь вдохнуть…
– Камишенька, голубушка, вот так спасибо вам! – обрадовалась Люша.
– Любочка, может быть, мы с вами поцелуемся – нет, целоваться со мной нельзя! – может быть, мы с вами просто так на «ты» перейдем?
– Камиша, спасибо и простите. Я всю жизнь всех «тыкала», мне теперь, чтоб перестроиться на новый лад, надо всех на «вы» называть. Иначе собьюсь непременно. Так учитель сказал… Но отчего ж нам с вами поцеловаться нельзя?
– Да вы разве не знаете? У меня же чахотка, я умру скоро. И вас через поцелуй заразить могу или если вы, к примеру, из моей чашки пить станете.
– Зараза к заразе не пристанет, – возразила Люша. – И почем это вы знаете, когда помрете? Это никому не ведомо.
– Доктор мамочке сказал, что я вряд ли следующую зиму переживу.
– Мало ли чего доктора скажут, – проворчала Люша. – Знали б вы, Камиша, чего они про меня говорили… Вы, Камиша, не помирайте на этот год, ладно? Мы с вами только познакомились с удовольствием, мне жалко будет, коли вы так скоро с копыт долой. А потом уж, на тот год, я вас в Синие Ключи отвезу и волшебной водой из своего ключа поить стану. Да и Липа какое-никакое зелье сварганит. Вы у нас быстро поправитесь!
– Спасибо вам, Любочка, – кивнула Камиша. – Я уж не поправлюсь, конечно, но это ничего. Господь меня к себе призывает – разве не милость?.. Одного мне жаль…
– Чего же?
– Кроме небесной, не узнаю земной любви, – печально и доверчиво улыбнулась Камиша. – Семьи, деток. А я так люблю романы читать и каждый раз себя на месте героини представляю…
– Да нету никакой этой романической любви, – скривилась Люша. – Выдумали все. Всех дел, как яйцо облупить. Я-то уж знаю.
