Роберта Джеллис - Пламя зимы
– Прекрасно, милорд, – сказал я, – я женюсь на леди Мелюзине тогда и там, где вы скажете.
– Тебе не обязательно выглядеть так, словно я обрек тебя на вечные муки.
Стефан казался окончательно рассерженным, и я понял, что мое выражение лица было очень мрачным.
– Вы застали меня врасплох, – ответил я. – Я ни разу еще не брал на себя ответственность за другого человека, а уж быть связанным на всю жизнь…
Король потянулся ко мне, пожал мне руку и широко улыбнулся.
– Я понимаю. И вот о чем я теперь думаю. Когда мне предложили жениться на Мод, я выглядел ненамного счастливее. Она не казалась мне привлекательной женщиной., – Он от души рассмеялся. – Какие же все-таки мужчины дураки! Если бы я знал, какое благо будет мне даровано, какую радость она мне принесет и какую будет оказывать помощь, я провел бы все время от помолвки до женитьбы на коленях, моля Бога о ее благополучии. Но у тебя нет причин жаловаться на внешность твоей дамы. Да, и пенсион…
– Я даже не думал об этом, – сказал я с негодованием. – Вы должны знать, милорд, что я всегда считал вас очень щедрым человеком. Что касается внешности, то я обычно предпочитаю женщин невысоких и белокурых и не нахожу мою невесту очень привлекательной. Я могу лишь надеяться, что судьба будет так же великодушна ко мне, как и к вам. И если мой брак принесет мне хотя бы часть того счастья, какое испытали вы, милорд, я буду считать себя счастливее большинства мужчин.
Брови Стефана слегка сдвинулись и тут же вернулись на прежнее место. Он кивнул головой с видимым удовлетворением.
– Все верно, и я надеюсь на тебя. Мы с Мод считаем, что пятьдесят марок в год во время твоей службы при дворе и сто марок, когда тебе придется жить на собственные средства, будет достаточно.
Я низко поклонился.
– Это действительно щедро.
Ни лицом и ни голосом я не выдал своего изумления и тревоги по поводу предложенной королем суммы пенсиона. Это была очень большая сумма. Жалованье рыцаря составляло двадцать фунтов в год, и из него рыцарь должен был оплачивать стол и ночлег для себя и лошади. С необходимым обеспечением для меня и моей жены, включая одежду, Стефан предложил мне более чем двойное жалованье. Если бы такое предложение было сделано другим человеком, то я бы мог предположить, что эта женщина не только горбатая карлица, но к тому же и буйно помешанная. Но я знал, что леди Мелюзина имела нормальную внешность и вела себя тихо и спокойно среди дам королевы Мод. Такая сверх щедрость была типична для Стефана.
Король был горазд на обещания, но слаб на выполнение их. Я не сомневался, что как только окончится свадебная церемония, Стефан вручит мне первую четверть моего пенсиона. Смогу получить я и другую четверть. А вот после этого все будет зависеть исключительно от состояния кошелька короля. Если он будет полон, деньги будут переданы мне с улыбкой и шутками, если же нет, я получу улыбку и извинения. Но если я стану настаивать, улыбка сразу же сменится гневом – и, чем больше причитающаяся сумма, тем сильнее будет гнев. Этого недостатка короля я больше всего опасался. Не потому, что его гнев повлияет на меня – в самом худшем случае я всегда смогу послать мою жену к Одрис, чтобы она не пострадала, – а из-за недовольства, которое он порождает у знати.
Когда я поднял голову после поклона, то смог увидеть, что королю не понравились ни мой сдержанный голос, ни выражение лица. Меня охватило раскаяние, так как я знал, сколько удовольствия получает Стефан, делая людей счастливыми, – а я уверен, он искренне намеревался исполнить свои обещания. Что мне стоило изобразить на своем лице улыбку? Стефан не слишком хорошо понимал чувства других людей и не представлял себе, что улыбка может быть неискренней. Но у меня не было времени исправить свою ошибку, так как его следующие слова снова застали меня врасплох (это только доказывает, насколько я глуп. Ведь мне следовало знать, что он должен сказать).
– Тогда послезавтра я посвящу тебя в рыцари, а через неделю, скажем в первый день сентября – так будет легче запомнить, – мы сыграем свадьбу.
Я совершенно забыл, что должен казаться счастливым, так как бурный протест просто рвался с моих губ. Я сумел подавить его, но мой голос не подчинялся мне, и я не смог сделать ничего другого, кроме как снова поклониться. Когда же я попытался заговорить, Стефан отмахнулся от меня, сказав раздраженно, что мне следует хорошенько рассмотреть прелести моей невесты и прийти в более приятное расположение духа.
Я воспринял его замечание относительно невесты как приказ и покинул королевские покои, намереваясь пройти на половину королевы, но сомневался, чтобы внешность Мелюзины намного улучшила мое настроение. И хотя я знал, что тут ничего не поделаешь, меня все же раздражало ожидание короля увидеть радость на моем лице в ответ на его предложение. Как он не мог понять, что у меня тяжело на душе от перспективы взять невесту против своей воли? Но подумав о том, что сказал Стефан, я задал себе вопрос: а какова была воля леди Мелюзины? Некоторые женщины так стараются быть покорными, что кажется – у них вообще нет воли. Эта мысль не сделала меня на много счастливее. Я подумал, что лучше иметь спокойную, покорную жену, чем выданную замуж из-под палки злючку, но и это не прибавило мне энтузиазма. Единственная высокородная леди, которую я знал хорошо, моя возлюбленная Одрис, была настолько же капризной и своенравной, насколько доброй и деликатной, и я полагал это неотъемлемой частью женского обаяния. Я всегда выбирал себе путан среди тех, у кого был дерзкий язык.
Вспомнив об этом, я подумал, что теперь не нужно будет больше пользоваться услугами путан, а это не только сэкономит деньги: леди Мелюзина, несомненно, будет чище и свежее пахнуть. Но в то же время замечания женщины, имеющей право спросить меня, куда я ухожу и когда приду, вряд ли будут мне приятны. И во мне опять заговорила обида на короля, на королевское нетерпение связать меня с этой женщиной, с которой я даже незнаком.
В какой-то момент я понял, что был несправедлив. Для поспешности короля имелась важная причина. Возведение в рыцари и свадьба были бы хорошим развлечением для малого двора, собиравшегося вокруг Стефана в Винчестере. В течение какого-то времени каждое событие, о котором можно было поговорить, сдерживало рост числа людей, восстававших против короля. Июньское нападение из засады на Роберта Глостерского в Нормандии дало горькие плоды, несмотря на заявления короля о непричастности к нему. Глостер направил посланцев к Стефану, чтобы заявить об открытом неповиновении – формальном отречении от присяги вассала. Посланцы принесли также плохие новости, – хотя это и не относилось к неповиновению: что Глостер отдал города Кан и Байе под власть Жоффрея, графа Анжуйского.
