Лидия Джойс - Порочные намерения
— И потому что вам не хотелось, чтобы кто-то видел ваше лицо, — предположил он. — Почему это так важно для вас?
— Это важно, — сдержанно сказала она, и он заметил, что она договорила его фразу не до конца. Не для нее важно — важно в некоем абсолютном смысле.
— Вы не хотите, чтобы кто-то узнал, кто вы такая, — не унимался он.
Второе запястье было свободно, и она улыбнулась во весь рот.
— Тройное ура вашсиятельству! — Она заговорила с нелепым простонародным акцентом. — Он раскрыл настоящую тайну, во как!
Эсмеральда села, потирая запястья. Томас пропустил ее слова мимо ушей.
— Ваше платье, — сказал он, вставая и кивая головой в сторону кучи ее одежды.
— Я удивлена, что вы не сожгли его, чтобы я ни в кое случае не могла сбежать. — Она натянула на себя рваны остатки сорочки. — Я могу одеться без посторонней помощи. Ступайте займитесь бароном. Мало мне неприятностей от вас, так еще будут от констебля.
Томас сомневался.
Она взяла в руки корсет, и ее улыбка стала почти жестокой.
— Я отдам жизнь за ту игру, в которую играю. Небольшое удовлетворение при виде того, как вас посадят в тюремную карету, пустяки по сравнению с этим.
Томас коротко кивнул ей и вышел, закрыв за собой дверь.
Эджингтон сидел на диване, вертя в ладонях свою трость и глядя, как поворачивается при этом бронзовый орел на набалдашнике. Когда Томас вошел в гостиную, барон посмотрел на него.
. — Я не знаю, чем вы с ней занимались здесь, но мне это не нравится, — сказал он решительно.
Томас пристально смотрел на него, прислонившись к камину. Эджингтон никогда не был его другом, даже в детстве, хотя теперь они по меньшей мере номинально были политическими союзниками.
— Это личное дело. Она пытается втянуть мою мать во что-то серьезное.
— Ныне все становится предметом публичного интереса с замечательной быстротой, особенно когда речь идет о вещах, достаточно пошлых, — возразил Эджингтон.
Томас фыркнул:
— А кто все это начал?
Эджингтон пропустил его слова мимо ушей.
— Я не вижу связи между вашей матерью и тем, что видел здесь, и я не сомневаюсь, что любой другой непредвзятый наблюдатель не увидит этой связи, не говоря уже о тех, кто желает вам зла. — Эджинггон сжал руки, и трость тут же перестала вращаться. — Как это было? Вы усадили ее в свою карету, привезли ее на свою квартиру, связали и сделали с ней то, что хотели?
По тону Эджингтона ничего нельзя было понять, но у Томаса появилось ощущение, что его ответ может навлечь на него большую опасность.
— Клянусь вам, что я ее не изнасиловал, — сказал он напряженным голосом.
— А веревки — это тоже ее идея, не так ли? — с глубоким сарказмом спросил Эджингтон. — Ну да не важно. Вам достаточно знать, что моя жена принимает некоторое участие в благополучии Эсмеральды.
— Ее зовут не Эсмеральда, и вам это известно, — возразил Томас.
— Тем не менее, — спокойно сказал Эджингтон.
— Я не видел, чтобы леди Эджингтон хотя бы разговаривала с этой женщиной. Почему ее интересует ее благополучие? — спросил Томас.
— Моя жена не верит в существование спиритов. Но она верит в существование отчаявшихся — и неосторожных — молодых женщин. Достаточно будет сказать, что баронесса придумала, как сделать так, чтобы девушке ничего не грозило. Кажется, она уверена, что вреда от Эсмеральды нет никакого. Во всяком случае, почти никакого, — поправился барон. — Этого достаточно, чтобы я принял ее интересы близко к сердцу.
Под этими словами подразумевалось недвусмысленное предостережение.
— Понятно. А что, если — ведь и такое может быть — она угрожала леди Эджингтон, а не взывала к ее жалости?
Эджингтон улыбнулся сбивающей с толку улыбкой, — он был мастер на улыбки, в которых в одинаковых долях содержались многообещающий шарм и безжизненный лед.
— Это, дорогой мой, было бы совершенно другим делом.
В дверь опять постучали.
— Думаю, это констебль, — легко сказал Эджингтон. — Я попытаюсь задержать его на какое-то время, чтобы вы по крайней мере успели надеть штаны. Заявления о невиновности звучат гораздо правдоподобнее, когда человек полностью одет.
С этими словами Эджингтон подошел к двери, предоставив Томасу уйти в спальню прежде, чем тот услышал, как поднимается засов и как барон сухо приветствует кого-то, судя по грубому голосу отвечающего — констебля.
Томас начал было надевать свежую рубашку и брюки, а потом, подумав, как должна выглядеть Мерри в своем грязном платье, надел вчерашнюю одежду. Будет труднее допустить безобидность их занятий, если он будет одет в свежее платье, а она — в лохмотья, в которые превратилась ее одежда прошлой ночью.
Он задержался перед зеркалом, чтобы причесаться. Причесываясь, он услышал, как открылась дверь в соседнюю спальню, и услышал спокойный голос Мерри:
— Доброе утро, полисмен.
Констебль произнес что-то нечленораздельное, и она ответила:
— По дороге со мной произошел несчастный случай, и лорд Варкур был так любезен, что спас меня. Взамен за его услугу он попросил меня предсказать ему будущее — я, знаете ли, спиритка, — и я с радостью сделала это. Боюсь, что мы отчасти утратили ощущение времени. Только когда пришел лорд Эджингтон, мы поняли, что уже утро.
Томас понял, что ему следует говорить, и вышел из спальни. Эсмеральда стояла, выпрямившись, ее рваная вуаль падала ей на грудь и скрывала лицо и то, что оставалось от прически. Верхнее платье было измято и в пятнах, но она выглядела такой же леди, как и его мать. Полицейский офицер сник перед этой ледяной величественностью.
— Могу ли я быть вам полезен, констебль? — спросил Томас с преувеличенной любезностью.
Полицейский стоял у двери, раскачивая руку, которой держал шляпу.
— Не знаю, так ли, сэр. Эта вот леди говорит правду?
— Я думаю, что она совершенно ясно изложила главные пункты, — сказал Томас, стараясь, чтобы его не втянули в прямую ложь.
— Тогда ладно. — Полицейский откашлялся. — Ладно, — повторил он. — Леди выглядит вполне. Хотите ли вы, мисс, написать заявление по поводу этого несчастного случая?
— Нет, вряд ли. Я совсем не рассмотрела тех мерзавцев, что напали на меня, так что вряд ли от этого будет толк, и все это будет очень обременительно.
— Ну, тогда я пошел, да? — Он снова помешкал, окинул ее взглядом сверху донизу, словно ища скрытые признаки насилия и страдания.
— Разрешите, я провожу вас, — сказала Эсмеральда, вмешавшись в разговор так плавно, что Томас не успел возразить, а она уже оказалась в дверях. — Я как раз сама собиралась идти.
