Виктория Холт - Принц-странник
Мадемуазель Монпансье не раз навещала их. «Грандмадемуазель» звали ее в Париже, поскольку она заняла сторону Фронды. Она хотела войти в историю Франции как вторая Жанна д'Арк, еще одна спасительница Франции. Она была очень хороша собой и очень заботилась о том, чтобы каждый не преминул отдать ей дань восхищения, ей, кузине короля, богатейшей наследнице Европы, а теперь еще и героине Фронды.
Генриетта была в курсе намерений матери женить Чарлза на «грандмадемуазели»и полагала, что та почти что стоит его — такая красивая девушка в столь изысканных одеждах, навеянных духом Фронды — длинные, свободные рукава — «фрондированы», то есть крепились на ремешках, а не на петлях, веер, перчатки и косынка — выдержаны в стиле «а ля Фронда», а ее великолепную шляпу украшал орнамент, напоминавший рисунком пращу. Когда ее экипаж проезжал по улицам, народ разражался приветственными криками: «Да здравствует грандмадемуазель!»
Между тем мадемуазели следовало, по словам Генриетты-Марии, присмотреться к тому, что она вытворяет. Неужели она не понимает, что своими поступками настраивает против себя королеву-мать? Неужели это умный и дальновидный шаг — якшаться с врагами королевы? Да, на стороне Фронды оказался сам великий принц Конде, и его примеру последовали многие аристократы, но для молодой женщины, которая рассчитывает выйти замуж за короля, сближаться с врагами его матери по меньшей мере не умно!
Но мадемуазель не отличалась мудростью, она всего лишь была заносчива. Она считала себя достаточно взрослой и умной, чтобы делать все, что взбредет в голову.
Она была кокеткой. Ей нравилось беседовать с Генриеттой-Марией о Чарлзе — ведь это один из ее многочисленных поклонников. И хотя она считала его не четой себе, послушать рассказы о его страсти по отношению к ней она была не прочь.
Маленькая принцесса любила присутствовать при таких беседах; ей нравилось слушать разговоры о Чарлзе, хотя между собой две женщины говорили о нем иначе, нежели в беседах с ней, его маленькой сестрой. Она узнавала столько интересного о самом чудесном из людей, ее любимом брате Чарлзе.
— Когда он вернет себе Англию, его жена будет королевой Англии, — то и дело повторяла Генриетта-Мария племяннице.
— Ах, но когда же это произойдет, мадам? Когда это будет?
— Ты что, сомневаешься, что ждать осталось недолго? Не вечно же англичане будут терпеть этого супостата Кромвеля и его ничтожных приспешников!
— Говорят, этот мужлан умеет заставить себе повиноваться.
— Ты сомневаешься, что Чарлз, такой сильный, храбрый, решительный, в состоянии вернуть себе королевство?
— Но кое-кто поговаривает, что он предпочитает общество женщин обществу военачальников и государственных мужей.
— Мой отец тоже имел такую слабость, но это не помешало ему одолеть врагов и положить конец гражданской войне во Франции.
— Но всего этого он смог добиться только в преклонном возрасте. Я не собираюсь растратить молодость на жизнь в роли изгнанницы и опальной королевы. Больше того, король Англии, ухаживая за мной, не постеснялся привезти в Париж свою любовницу.
— Ба! Мужчина должен иметь любовницу. Что тут такого?
— А кроме того, он носится с ее незаконнорожденным ребенком как с принцем.
— Даже если ребенок незаконнорожденный, это сын короля.
— Я слышала менее оптимистические суждения по этому поводу. Эта… Люси Уотер? Кто она такая? Король не может иметь в любовницах женщину неблагородную, я правильно полагаю?
— Он всего лишь развлекается. Да и каких знатных любовниц можно отыскать там, в Гааге?
— Мадам, она оставалась его любовницей и в Париже.
— Он величайший сластолюбец в мире, и по этой причине не захотел бросать ее по приезду в Париж. Вот увидишь, какие знатные любовницы будут у него, когда он вернется в свою страну.
— Мадам, я бы предпочла гордиться верностью мужа, нежели знатностью рода его любовниц. Ваш сын не в состоянии быть верным ни одной женщине в мире. Когда он ухаживает за одной, его глаза уже разглядывают другую. Я слышала об этом в связи со скандалом на Джерси. Если мне не изменяет память, называлось имя некой Маргарет Картрэ.
— Маргарет Картрэ, — прервала ее Генриетта-Мария. — Всего-то дочь сеньора Тринитийского. Это юная девушка. Мой сын остановился в Елизаветином замке, резиденции ее отца, а поскольку мой сын и молодая женщина оказались рядом…
И Генриетта-Мария всплеснула руками, изображая неизбежность того, что должно было произойти.
— Где бы ни был Карл II Стюарт, мадам, там обязателен скандал, в котором замешана женщина.
— Это потому, что он такой галантный и очаровательный.
— И такой любитель женщин!
— Мадемуазель, — сказала Генриетта-Мария, — я обязательно посоветую своему брату выдать вас замуж за монаха. Я не вижу, чтобы вы нуждались в мужчине.
С этими словами она поднялась и короткими решительными шагами вышла из комнаты, и по походке ее дочь поняла, что мать разгневана.
А Генриетта осталась. Она тихо села в сторонке и погрузилась в мысли о брате.
Люси недолго пребывала в одиночестве. Вскоре она переехала из Парижа обратно в Гаагу — вместе с королем и его мини-двором, ибо Чарлз очень скоро вернулся с острова Джерси и теперь строил планы в отношении Шотландии. Маркиз Монтрозский дожидался его в Гааге, чтобы обсудить новые перспективы. Англия по-прежнему обходилась без короля, но зато его признали на Джерси, и то же самое намеревалась сделать Шотландия, но на определенных условиях. От Чарлза требовалось одно — подписать клятву-договор, после чего в Сконе должна состояться коронация.
Люси никак не могла понять, отчего король так растерян и неуверен в себе. Если нельзя стать королем Англии, почему бы не стать хотя бы королем Шотландии. Быть монархом какой бы то ни было страны лучше, чем не управлять никакой, а ведь даже Люси не могла отрицать, что Карл II — король только на бумаге.
— Ты ничего не понимаешь, Люси, — пытался втолковать ей возлюбленный. — Шотландия — страна просвитериан, и церковь Шотландии — враг англиканской церкви, главой которой был мой отец. Беды начались во многом с того, что он попытался навязать им англиканскую литургию. Подписание договора — это в какой-то степени измена Англии. Но зачем я тебе что-то объясняю, Люси? Тебя совершенно не трогают мои проблемы, и, может быть, это мудро. Я часто думаю, что если бы остальной мир был столь же беспечен ко всем так называемым «великим проблемам»и столь же жаден до утех любви, как ты, на земле было бы куда веселее жить.
Люси улыбалась — она умела отвлечь короля от забот, и он, пожалуй, даже слишком легко соглашался на это. Он терпеть не мог проблем и, когда они появлялись, стремился как можно быстрее отделаться от них.
