Елена Арсеньева - Лаис Коринфская. Соблазнить неприступного
— Клянусь богиней, — схватилась за голову Никарета, — я в жизни не испытывала ничего ужасней! Что же нам делать?! Надо для начала расспросить Лаис. Я не могу поверить, что она была способна убить Гелиодору, не могу!
Многие девушки и наставницы поддержали ее согласными восклицаниями, однако поэтесса Анита Тегейская мстительно проворчала:
— Кто знает, к чему могут подвигнуть женщину ревность и зависть?..
— Нужно расспросить Лаис! — крикнул Клеарх и вонзил в архонта такой яростный взгляд, что тот невольно поежился.
Семья Азариасов, к которой принадлежал Клеарх, была одной из самых влиятельных и богатых в Коринфе. На голосовании в ареопаге Азариасам принадлежало по два голоса, а не по одному, как прочим, к тому же они имели множество друзей в самых разных отделениях городского управления, так что напоминание об участи прежнего архонта было опасным намеком…
Сам архонт ничуть не сомневался в виновности Лаис, однако открыто ссориться с Клерахом, а также и с другими влиятельными лицами города, которые поддерживали жриц храма Афродиты, было опасно.
— В самом деле, надо ее допросить, — кивнул он примирительно. — Принесите воды и плесните ей в лицо.
— Будь милосерден, Сетос, — сказал Клеарх, и архонт снова вздрогнул, понимая, что Клеарх назвал его просто по имени, чтобы указать ему на его место перед лицом одного из могущественных Азариасов. — Девушка испытала сильнейшее потрясение. Вряд ли она сможет связно говорить сейчас. Дай ей возможность отлежаться, прийти в себя, собраться с мыслями…
— И выдумать для себя какое-нибудь оправдание? — взвизгнула Маура. — Или вовсе сбежать?! Ты стараешься защитить убийцу, Клеарх?
Архонт вздохнул. Он сейчас отчаянно завидовал этой тощей смуглой аулетриде в огромном белокуром парике. Она ничуть не боялась влиятельного представителя семьи Азариасов, а он… А он-то побаивался, честно говоря.
Однако на помощь пришла Никарета.
— Пусть простит меня архонт, — сказала она уже окрепшим голосом, — однако сейчас заниматься дознанием не время: ведь выпускное испытание еще не закончено, а оно должно быть доведено до конца, иначе мы еще больше разгневаем богиню. Мы продолжим испытание, а Лаис…
— Пусть ее заберут в темницу, — кивнул архонт милостиво. — В городскую темницу.
— Нет! — вскинула руку Никарета. — Вина девушки еще не доказана, и пока она — еще аулетрида храма Афродиты. Ее жизнь принадлежит богине, а не городским властям! К тому же погибшая — тоже аулетрида. Значит, городские власти вообще не должны вмешиваться в эту историю. Кроме того, в прошлом году Лаис спасла наш храм от осквернения и позора, а значит, спасла от позора и Коринф. Она заслуживает хоть некоторого снисхождения.
— Снисхождения за убийство аулетриды? — не унималась Маура.
— Если убийство совершила она, ее покарает богиня, — кивнула Никарета. — Если она невиновна, богиня защитит ее, как уже защитила однажды. Мы отправим Лаис в темницу кошмаров — и там решится ее участь.
Все аулетриды, которые поступали в школу вместе с Лаис, вспомнили, как верховная жрица в первый же день рассказывала им о наказаниях, которые применяют в школе: за драку, кражу или скандал бросают в верхнюю темницу, за вторичную провинность жди порки, но самое страшное наказание — нижняя темница, или темница кошмаров, в которой, как сказала Никарета, начинаешь мечтать о порке. И еще она добавила: «Тех, кто остается после темницы кошмаров в живых, мы изгоняем из школы».
Тех, кто остается в живых…
— Темница кошмаров! — с ужасом зашептались аулетриды. — Она ведь не выйдет оттуда живой!
Архонт после некоторого размышления кивнул, однако украдкой покосился на Клеарха.
К его удивлению, несговорчивый Азариас тоже кивнул. Да, Клеарх готов был сейчас поддержать Никарету и архонта, потому что понимал: какой бы ни была эта темница, она уж определенно не кошмарней городской тюрьмы, где вместе содержатся самые страшные преступники и мелкие мошенники, где Лаис была бы сразу изнасилована и не дожила бы до рассвета, особенно если кто-то из недоброжелателей пленницы шепнул пару слов на ухо старосте тюрьмы и поставил перед голодными людьми миску с мясом да подбросил несколько лишних хлебов. За возможность утолить голод там кого угодно удавят, а не только невинную девушку!
В том, что Лаис невиновна, Клеарх был совершенно убежден. Он был также почти убежден, что здесь не обошлось без интриганки Мауры — уж очень она нынче лезла вперед и норовила очернить Лаис. Именно Мауре было проще всего украсть данкану Лаис и подбросить на место убийства.
Однако зачем Мауре понадобилось убивать Гелиодору?! Клеарх знал, что та была очень добра, старалась ни с кем не ссориться и даже с Маурой и ее компанией уживалась довольно мирно, хотя самой близкой ее подругой была Лаис. И Гелиодора была самой близкой, вернее, единственной подругой Лаис.
По сути дела, если бы Маура оказалась среди подстрекательниц убийства, ее жертвой должна была стать Лаис…
Клеарх вздохнул, с болью в сердце глядя, как рабы уносят девушку, так и не пришедшую в сознание.
Потом он посмотрел на Никарету, которой предстояло продолжать испытание аулетрид. Вид у них был довольно жалкий и обескураженный: ведь почти все жители разошлись, потрясенные случившимся!
Клеарх тоже не мог дольше находиться около храма, на ступенях которого все еще лежало тело Гелиодоры. Ему нужно собраться с мыслями, чтобы решить, как спасти Лаис.
— Послушай, верховная жрица! — послышался вдруг звучный голос, и к Никарете сквозь ряды немногих оставшихся зрителей пробрался… Нет, важно прошествовал невысокий, немного плешивый и несколько кривобокий, довольно невзрачный человек, одетый в белый гиматий и живописно задрапированный в алую хламиду — настолько яркую, что на нее больно было смотреть.
Клеарх удивился, что не разглядел его раньше. Возможно, этот человек не мог пробраться из задних рядов, хотя всегда и везде предпочитал держаться на виду. Ведь это оказался знаменитый афинский омилитэс Демосфен.
Он был приглашен в школу гетер на общие испытания аулетрид, а потом должен был остаться на соблазнения по жребию. Люди, хорошо знающие его несговорчивый, заносчивый характер, заранее предрекали провал той девушке, которой выпадет жребий соблазнить Демосфена. Если Артемидор Главк был неприступен из равнодушия к плотской любви (то есть таково было общее мнение), то Демосфен — из чистой вредности и любви унижать других, особенно женщин.
Особенно продажных женщин!
Ходили слухи, что в молодости он был отвергнут одной гетерой и так возненавидел с тех пор это сословие, что не мог упустить случая унизить его представительниц.
