Элизабет Лоуэлл - Очарованная
— О да, — произнесла она с напускной серьезностью, пряча улыбку. — Я вижу, ты совсем зачах без моей ласки.
— Ну так сжалься же надо мной — вдохни в меня жизнь.
Мэг, склонившись к Доминику, запустила руку в его густые черные волосы и прижалась губами к его суровому рту. Поцелуй их был долгим и чувственным.
Эта сцена невольно напомнила Ариане поцелуй Саймона. Он околдовал ее, заставив забыть об опасности, которую таит в себе мужская страсть.
Ее первым побуждением было крикнуть глендруидской ведьме, что поцелуи мужчин, как и их улыбки, грозят бедой. И только здравый смысл заставил ее прикусить язык.
— Ну, теперь ты ожил? — спросила наконец Мэг.
— Да, — хрипло произнес Доминик.
Мэг провела кончиком языка по его губам, оттененным полоской усов.
— Ты уверен? — Она явно поддразнивала его.
Чувственная улыбка озарила лицо Доминика. Одной рукой он натянул плащ на плечи так, чтобы его длинные полы полностью скрыли его и Мэг. Другой рукой Доминик притянул ее пальцы к своему телу.
— Скажи мне, соколенок, исцелен ли я?
Мэг сделала легкое движение рукой, и у Доминика захватило дух.
— Да, похоже, так и есть, — лукаво заметила она. — Но, может, моя рука ощущает просто жесткую скамью?
— А ты проверь… получше.
— А вдруг что случится?
— Обещаю — вопить не буду.
— Ты сущий дьявол.
— Нет, я просто муж, которого слишком долго отрывали от жены скучные обязанности. Разве ты не чувствуешь?
— Где, здесь? — невинно спросила она, ласково проведя рукой по его бедру.
Доминик придвинулся к ней поближе, и рука Мэг скользнула у него между ног.
— Ну, сейчас-то ты чувствуешь, ведьма?
Она хрипло рассмеялась, как женщина, которая очень хорошо знает, что скрывают богатые одежды ее мужа. Смех ее был переливчатый и горячий, как огонь.
Но не это поразило Ариану — ее удивило, что в смехе Мэг не было и тени страха. Казалось, Мэг стремилась к неизбежному финалу этой игры так же страстно, как и Доминик.
С растущим недоверием Ариана откровенно уставилась на влюбленную пару, что при других обстоятельствах показалось бы ей невежливым. Хотя Доминика и Мэг укрывал длинный плащ, не было никаких сомнений, что они заняты любовной игрой.
И эту игру с наслаждением принимали и муж, и жена.
— Твои руки для меня — сладчайший огонь, — произнес Доминик. — Разожги во мне пожар, соколенок.
На винтовой каменной лестнице, ведущей в верхние покои замка, послышались шаги.
Доминик прошипел какое-то проклятие на неизвестном языке и быстро ссадил Мэг с колен. И когда Саймон и Эрик вошли в зал, супруги мирно завтракали, уплетая фрукты и сыр с вчерашним хлебом.
Саймон и Эрик — высокие, широкоплечие, гибкие и ловкие в движениях, силой напоминающие скорее поджарого волка, чем грузного медведя, золотоволосые — походили скорее на братьев, чем на людей, рожденных в разных землях и странах. Их разделял только огромный волкодав, вышагивающий по левую руку Эрика.
Никто из них не заметил Ариану. Она застыла у бокового входа, как скрытая в тени неподвижная статуя. Сначала она хотела было выйти на свет, но, увидев Саймона, осталась стоять, словно пригвожденная к месту.
«Будь осторожна, заигрывая со мной, иначе я пошлю ко всем чертям твои девические страхи и силой возьму то, что дали мне Бог и король».
Мороз пробежал у нее по коже. Ариана боялась пошевелиться и лишь безмолвно молилась, чтобы ее никто не обнаружил и она смогла бы удалиться так же незаметно, как и пришла.
Когда Саймон подошел к огню, Доминик бросил на него быстрый, проницательный взгляд. Как обычно, еще со времен Крестового похода, лицо Саймона тщательно скрывало его мысли. Доминик был одним кз немногих, кто знал, что улыбка и сообразительность Саймона были для него такой же крепкой защитой, как и самая прочная кольчуга.
Обычно Доминик угадывал, что скрывается под светлым, безмятежным видом его брата.
Обычно… но не сегодня утром.
Молчаливое разочарование росло в душе Доминика. Ему не нужно было быть Посвященным, чтобы заметить, что холодность и замкнутая отчужденность Саймона усилились после ночи, проведенной с леди Арианой.
— Черт побери, — с отвращением воскликнул Эрик, брезгливо переступая через храпящего стражника. — Да мне с Дунканом придется приводить в чувство этих rope-вояк кнутом и пинками.
— А где Дункан? И Свен? — спросил Саймон. — Обычно они поднимаются раньше всех.
— Я послал Свена разведать, что творится в окрестностях замка, — ответил Доминик. — Воистину даже и ребенку под силу было бы захватить Стоунринг вместе со всеми этими сонными мужланами.
— Караульные все же на посту, — возразил Эрик.
Доминик пренебрежительно усмехнулся.
— Что же касается Дункана… — начал он.
— Дункан наслаждается сейчас даром священного рябинового дерева, — сказала Мэг.
— Это каким же даром — беспробудной спячкой? — язвительно поинтересовался Саймон.
Вещий сон эхом отозвался в душе Мэг, предупреждая о буре, угрожающей Спорным Землям.
И источником этой бури был Стоунринг.
Тихий вскрик сорвался с губ Мэг — такой тихий, что его услышал только Доминик. В одно мгновение он вскочил на ноги, ласково положил руку жене на плечо и склонил свою черноволосую голову к ее щеке. Хотя ей и не требовалось никакой поддержки, Мэг благодарно приникла к его сильной руке.
— Что с тобой? — тревожно спросил Доминик.
Она покачала головой.
— Это ребенок, да? — вновь спросил он.
— Нет.
— Ты уверена? Мне показалось, что тебе больно.
Мэг глубоко вздохнула и посмотрела в ясные серые глаза мужа.
— Не бойся, наш малыш вынослив, как боевая лошадка, — улыбнулась она.
Она взяла покрытую шрамами руку Доминика и положила ее на вздымающийся холм, в глубине которого зарождалась новая жизнь. Сначала Доминик чувствовал только тепло ее тела, но вдруг безошибочно различил слабые толчки ребенка.
Ариана во все глаза наблюдала за Волком Глендруидов: она бы в жизни не поверила, что у такого сурового воина может быть такая нежная и добрая улыбка.
И Саймон пристально разглядывал своего брата. Хотя за многие месяцы он уже успел попривыкнуть к влиянию, которое Мэг оказывала на Доминика, но иногда, вот как сейчас, его все же удивляло то глубокое чувство, которое его брат испытывал к женщине, данной судьбой ему в жены.
— Волк Глендруидов выглядит сейчас не таким свирепым, — вполголоса заметил Эрик. — Кажется, он вместе со своей колдуньей по-своему вкушает дары священной рябины. Что ты на это скажешь, Саймон?
— Ничего, — холодно ответил тот.
— Ах да, я и забыл. Как это сказал Доминик… Ты веришь только в то, чего можно коснуться, что можно подержать в руках, взвесить или измерить.
