Жюльетта Бенцони - Кречет. Книга I
— Жиль! — произнес он сухо. — Ты забываешься!
Будучи осажен таким образом. Жиль умерил свой пыл.
— Прошу простить! Я бы предпочел умереть, чем вас оскорбить, ведь я вас люблю и уважаю.
Но я повторю вам, что вы-то знаете тайны моей души, и когда я написал вам…
— Хорошо, поговорим теперь о письме. Откровенно говоря, твое письмо меня не удивило, поскольку, знаешь ли, я не верю более в то, что на тебя снизошла Божья благодать. И я пошел к твоей матери, чтобы попытаться выступить в твою защиту…
— Попытаться? — прервал его удивленный Жиль. — Вы хотите сказать, что она не послушалась вас?..
— Ну, скажем… она меня выслушала, но не поняла. Она сказала мне: «Это всего лишь мимолетное желание мальчика, все время находящегося среди других, предназначенных для светской карьеры. Кроме того, близость порта будоражит воображение молодых людей. У Жиля это непременно пройдет, когда он полностью встанет на тот путь, который ему назначен судьбой…» — «А если не пройдет?» — спросил я ее. Тогда она взглянула на меня с улыбкой, будто знала какие-то тайны, которых не мог понять я, а затем убежденно и твердо сказала: «Пройдет… Я более чем уверена в этом. Разве вы позабыли, что Господь может сотворить чудо? Для Него ведь нет ничего легче, чем привлечь к Себе душу строптивого ребенка, который Его плохо знает…» Я ничего не мог сказать на это. Я и не настаивал, подумав, что тебе еще не пришла пора покинуть Сент-Ив, что у меня есть еще время переубедить ее. Но я ошибался… И теперь я спрашиваю себя, не мое ли вмешательство заставило твою мать поторопить события.
С легкой улыбкой аббат продолжал:
— По-видимому, ты и сам их ускорил еще больше? Но что ты теперь станешь делать? Ты ведь писал мне о какой-то военной школе…
Глаза юноши заблестели:
— Послушайте звуки, наполняющие сегодня наш город! Король посылает полки на помощь инсургентам! Я тоже хочу отправиться в Америку и там сражаться! Вот он, случай! Завтра на заре я с вашего разрешения отправлюсь к сержанту-вербовщику Тюреннского полка и запишусь в этот полк. Или… или я уеду в Брест, а там наймусь на корабль. Это будет нетрудно.
Аббат в этом нисколько не сомневался. Вербовщики армии или флота будут счастливы наложить лапу на этого высокого парня, желающего пролить свою кровь. А через несколько лет, а может и месяцев, он, Талюэ, увидит преждевременно состарившегося мужчину или калеку… У него больше не будет огня во взгляде, таком гордом сейчас, в душе же поселится одно лишь разочарование. Эта экспедиция в Америку, о которой так много нынче говорили, не внушала ему ни малейшего доверия. Чтобы дать себе время подумать, аббат перевел разговор на другую тему.
— А каким образом ты добрался сюда так быстро? Ты что, бежал всю дорогу?
Жиль покраснел как рак, но когда он заговорил, то голос его звучал уверенно:
— Нет, господин аббат! Я украл коня!
Аббат, задумчиво обративший взгляд к небу, подскочил на месте и чуть было не задохнулся.
— Ты… Нет, это не правда! Наверное, я ослышался…
— Нет, вы все расслышали верно. Я украл коня. Он там, внизу, в конюшне, вместе с Эглантиной. Я знаю, что не должен был так поступать, — добавил Жиль спокойным тоном, не опуская глаз. — Но положение мое было отчаянное. За мной гнались, и нужно было найти выход как можно скорее. Конь был привязан перед «Великим Монархом». Я вскочил на него и ускакал. Я очень надеюсь на то, что вы соблаговолите отпустить мне мой грех, — добавил он, все же смутившись под полным ужаса взглядом аббата.
Какое-то время аббат не мог произнести ни слова, ничего не отвечая, почти что не дыша. Затем, пронзенный внезапно пришедшей ему мыслью, он резко спросил Жиля:
— Скажи, а женщины… чем для тебя являются женщины?
Захваченный врасплох, Жиль весь напрягся при этих словах своего крестного.
— Что вы хотите сказать?
— Ничего иного, кроме того, что я уже сказал.
В какой степени женщины повлияли на твой отказ от священства? Нет, не смущайся так! Ты уже в том возрасте, когда с тобой возможно говорить на эту тему. Итак, я повторю свой вопрос, но по-другому: какую роль играют женщины в твоей жизни?
Наступило молчание. Аббату показалось, что его крестник замыкается в себе, как устрица закрывает створки своей раковины. И действительно, на миг задумавшись. Жиль поднял голову, прямо посмотрел в глаза аббату и произнес с неожиданной холодностью:
— С вашего разрешения я не стану отвечать на ваш вопрос! Я предпочел бы не обсуждать эту тему!
Услыхав вдруг охрипший голос Жиля, аббат понял, что затронул больное место и что за этим яростным желанием нормальной жизни и свободы, без сомнения, кроется какая-то любовная история. И эту историю Жиль не собирается ему поведать.
— Как хочешь, — вздохнул аббат. — Ладно уж, пойдем в конюшню. Я хочу взглянуть на коня, которого ты украл.
СЕРДЦЕ МАТЕРИ
Вооружившись фонарем. Жиль последовал за аббатом Талюэ, не говоря ни слова и даже испытывая некое облегчение. Он был счастлив, что его крестный не стал допытываться больше о его отношениях с женщинами, так как чувствовал, что в волнении чуть было не выдал свою тайну.
Сила его внутреннего противодействия удивила даже его самого. Сердце его тогда забило тревогу, как это делает бдительный страж, охраняющий сокровищницу или крепость, завидев приближающегося врага. Так что маленькая прогулка в конюшню пришлась как нельзя кстати, поскольку позволила ему вновь обрести хладнокровие.
С усилием прогнав образ Жюдит, завладевший его сознанием, подобно приступу лихорадки, вместе с еще более стесняющим его образом Манон, Жиль толкнул деревянную дверь конюшни, радостно почуяв приятный запах свежей соломы и конюшни, и поднял выше фонарь, чтобы лучше осветить помещение. В пламени фонаря он увидел шелковисто блестевший круп коня, которого Маэ искусно вычистил. У подошедшего к коню аббата внезапно вспыхнули глаза.
Аббат молча осмотрел коня как человек, знающий толк в лошадях, поскольку до принятия сана г-н де Талюэ страстно любил верховую езду.
Любовь, питаемая им к лошадям, одно время даже обеспокоила его отца, считавшего, что это несовместимо с его истинным призванием. Тогда юный Венсан принес в жертву Богу эту любовь и сделал это с улыбкой, так же, как он пожертвовал и другими своими пристрастиями. Кроткая Эглантина, смирно жующая свою нарезанную траву рядом с прекрасным боевым конем, была, как ему представлялось, неким напоминанием о принесенной жертве. Ведь с тех пор, как он облачился в сутану, юный кентавр из Лесле ездил лишь на муле!.. Однако аббат всегда испытывал огромное удовольствие при виде красивой лошади.
