Жюльетта Бенцони - Недостойные знатные дамы
Разумеется, барон Гара призвал месье Фуа не для себя. Давно женатый на добродетельнейшей женщине, отец семейства и обладатель прочного положения в обществе, член генерального совета тем не менее нес свой крест — подобно любому простому смертному в этом бренном мире. Этим крестом была его собственная племянница Мари Капель, сирота, оставшаяся без отца и матери. Мари было двадцать три года, и, судя по всему, она не имела склонности к заключению брачных уз. Нельзя сказать, что девушка была непривлекательна — тоненькая, темноглазая, с пламенным взором и молочно-белой кожей, она обладала великолепными черными, как смоль, волосами и дивной фигурой. Все обозначенные качества заставляли забыть об ее излишне заостренном носе и слишком тонких, в ниточку, губах. Кроме всего прочего, Мари была прекрасно образованна, наделена острым умом и вдобавок получила превосходное воспитание и весьма солидное приданое (около ста тысяч франков золотом). Но тем не менее она отталкивала всех, кто, соблазненный ее привлекательной внешностью, пытался за ней ухаживать.
Подобное положение объяснялось определенной свободой поведения и высказываний, а также тем, что девушка привыкла фантазировать и отдавалась своим фантазиям целиком. Это была прирожденная выдумщица, существовавшая более в мечтах, нежели в действительности: в конце концов она принималась сама верить в свои сказки. Мари выдумывала виртуозно, с удовольствием, можно даже сказать — с наслаждением. Недостаток сей служил причиной рождения всевозможных слухов, в частности, о ее предках по материнской линии. Говорили, что ее бабушка, Эрмини Кантон, якобы была незаконной дочерью герцога Орлеанского и мадам де Жанлис — самой знаменитой ученой женщины своего времени, наделенной вдобавок богатейшим воображением. Но текла или не текла в жилах Мари Капель королевская кровь, жизнь ее дяди и тети от этого не становилась легче. Они смертельно устали существовать в атмосфере вечных фантазий, царившей у них в доме из-за присутствия в нем племянницы.
Были и причины посерьезнее: некоторое время назад в доме пропало несколько ценных предметов, и баронесса не скрыла от супруга, что она считает виновницей их исчезновения свою племянницу. Тем более что у лучшей подруги девушки, графини Леото, исчезло бриллиантовое ожерелье — при обстоятельствах, весьма для Мари неблагоприятных. Именно поэтому член генерального совета Французского банка вынужден был обратиться к милейшему месье Фуа и дал ему вполне определенные инструкции:
— Мы с баронессой не видим никаких препятствий в том, чтобы будущий зять был родом из провинции. Однако он должен быть человеком уважаемым и обладать приличным состоянием, иначе вряд ли он сможет угодить утонченным вкусам девушки, получившей изысканное воспитание.
Восхищенный оказанным ему высоким доверием, месье Фуа поклялся, что барон будет доволен, и мгновенно отправился на поиски. Спустя несколько недель он заявил, что нашел.
«Случайная» встреча была устроена в зале Вивьенн, где выступал оркестр под управлением знаменитого Филиппа Мюзара. В антракте Мари, прибывшая на концерт вместе с теткой, увидела, как к ним приближается один из дядюшкиных приятелей, персонаж весьма невыразительный и с ее точки зрения не представляющий никакого интереса. Приятеля сопровождал какой-то незнакомец, которого девушка удостоила взглядом, лишь когда его представили:
— Господин Шарль Пуш-Лафарж, один из наших выдающихся промышленников…
«Выдающемуся промышленнику» на вид было лет двадцать восемь. Он был высок, склонен к полноте и, как это свойственно подобным людям, полнокровен; более всего он походил на крестьянина, вырядившегося по случаю воскресного дня во фрак, носить который явно не привык. Разговор его также был ничем не примечателен, так что Мари, исполнив все надлежащие светские обязанности, перестала им интересоваться.
Поэтому она была чрезвычайно удивлена, когда через несколько дней после концерта тетка сообщила ей, что Шарль Лафарж просит ее руки.
— Моей руки?! Мне придется выйти замуж за этого толстяка? Вы это серьезно, тетушка?
— А почему бы и нет? Он очень приличный молодой человек.
Мари рассмеялась:
— Очень приличный? Тетушка! Вам, кажется, впервые изменил ваш прекрасный вкус! Неужели вы все время смотрели в другую сторону и не заметили, что у этого Лафаржа бычья шея, руки погонщика и — да простит мне бог — ногти, как у угольщика? Да, чуть не забыла: он потеет, словно масло на солнце!
— Ты преувеличиваешь. Просто он сангвиник, а в июле очень жарко.
— Откуда такая снисходительность? Обычно она вам несвойственна. К тому же разве вы не почувствовали, как от него пахнет чесноком? Согласна, совсем чуть-чуть, но все же пахнет. А мне казалось, что вы ненавидите чеснок…
— Все это глупости, Мари! — нетерпеливо воскликнула баронесса. — Женщина со вкусом всегда может исправить столь несущественные недостатки. Главное, что у этого Лафаржа кузнечное дело в Коррезе, и говорят, что он очень богат. Он мэр селения, возле которого расположен его замок, и всем этим отнюдь не следует пренебрегать. Вот послушай, как он описывает свой замок в письме.
Баронесса вынула из конверта листок и прочла:
— «Это приятный на вид дом, крытый голубой черепицей, сливающейся с голубизной неба. Белая терраса выходит в сад с квадратными куртинами, обрамленными самшитом, с фонтанами в стиле рококо…» Впрочем, сюда вложен акварельный рисунок, посмотри сама. Разве тебе приходилось видеть более очаровательное жилище? Какой прекрасный парк!.. В самом деле, Мари, по-моему, ты излишне требовательна.
Мари не ответила. Держа в одной руке письмо, а в другой акварель, она размышляла и постепенно приходила к выводу, что тетушка ее, быть может, не так уж и не права. Состояние, достойное положение в обществе и красивый дом вполне заслуживали внимания. Более того, если Шарль Лафарж, по его собственному утверждению, влюбился в нее, то ей и не составит труда сделать его более презентабельным… К тому же, если говорить откровенно, ей порядком надоело быть единственной незамужней в кругу своих более счастливых подруг.
Итак, Мари согласилась, чтобы молодой человек, как того требовал обычай, стал ухаживать за ней, и вскоре приняла судьбоносное решение. Ровно через месяц, то есть 12 августа, в самую жару в церкви Пети-Пер в присутствии блистательнейшего общества она стала супругой Шарля Пуш-Лафаржа, дабы делить с ним радости и горести…
Честно говоря, когда священник благословлял их, Мари уже задумывалась над тем, не совершила ли она глупость, поскольку у нее из головы никак не выходила сцена, разыгравшаяся накануне в ее собственной комнате. Дело в том, что после совершения гражданского обряда бракосочетания Шарль решил безотлагательно исполнить свои супружеские обязанности. Перепугавшись, Мари позвала на помощь. Прибежала тетушка, пристыдила излишне торопливого супруга, и тот, извинившись, сконфуженно удалился. Однако невеста была поражена самым неприятным образом и теперь, во время брачной церемонии, постоянно вспоминала об этом происшествии.
