Джена Шоуолтер - Темнейшая ночь (любительский перевод)
«Еще хочешь?» прорычал Аэрон.
«Еще»
Удар. Голова Мэддокса дернулась влево. Удар. Голова дернулась вправо. Удар. Хрящ его носа треснул.
Бей меня. Сильнее. Сильнее! С каждым ударом дух метался все глубже и глубже. Гнев против Насилия, подумал он, и Насилие было запугано. Мысль о подчинении Насилия была почти чувственно возбуждающей. Он улыбнулся, полагая, что так должно быть чувствовал себя Рейес. Счастлив в боли, отчаянно желая еще.
Его зубы прикусили язык, и он получил еще удар. Язык распух.
Теперь я буду не в состоянии поцеловать Эшлин, подумал он.
Тебе незачем целовать ее, чтоб поиметь, выбранился демон, приподнимая свою уродливую голову ровно настолько, чтоб пырнуть его копьем ярости.
Довольно! Он желал целовать Эшлин. Желал ее вкуса у себя во рту, пока она будет извиваться под ним. И он получит это. Это все о чем он помышлял, притягивая языки пламени вовремя бесконечной ночи.
Еще удар.
«Аэрон! Что ты творишь?» Мэддокс услыхал требовательный оклик Люциена с другого конца холла.
«Даю Мэддоксу необходимое». Удар.
«Остановись».
«Нет». Новый удар глубоко и сильно втемяшился в его висок, сотрясая мозг.
«Не останавливайся», попросил Мэддокс, когда Аэрон заехал ему левой. Еще немного и демон, может быть, спрячется на остаток дня.
«Остановись», повторил Люциен. «Немедленно. Или ночью я заберу в Ад тебя вместе с Мэддоксом».
Удары мгновенно прекратились. Эту угрозу Люциен мог легко претворить в жизнь.
Аэрон тяжело дышал; Мэддокс тоже. Он почти дотянулся, схватил Аэроново запястье и заставил мужчину ударить снова. Он хотел, нуждался в большем. Он не станет рисковать. Если он должен быть избит до бесчувствия, он позволит быть себе избитым.
Он не поранит Эшлин.
Пока нет, по крайней мере.
Нехотя Аэрон поднялся на ноги и предложил Мэддоксу руку помощи. Он принял ее с такой же неохотой, и быстро встал. Вместе, он и Аэрон встретились лицом с Люциеном.
В глазах Люциена не было никаких эмоций, когда он пристально рассматривал их. Мэддокс провел рукой по своему избитому лицу, нащупывая порезы, которые требовалось бы зашить, будь он человеком.
«Кто-нибудь желает мне объяснить, что происходит?»
«Мы упражнялись в новой технике спарринга», прошамкал Мэддокс своими опухшими губами. На этот раз дух оставался в безмолвии. Он почти ощущал себя нормальным. Осознание было так удивительно ошеломительным, что он улыбнулся.
«Точно. Новая техника спарринга», Аэрон положил руку на его плечо. Один из его глаз был заплывшим и закрытым, нижняя губа искромсана.
В течение часа, знал Мэддокс, оба они полностью восстановятся. Бессмертие имело свои преимущества.
Вернется ли Насилие, когда исцелится его тело?
Люциен открыл, было, рот для ответа, но Мэддокс поднял ладонь в кровоподтеках.
«Я не буду выслушивать твои порицания. Ты оставил Эшлин в подземелье. Благодари богов, что я не собираюсь придушить тебя».
«Мы сделали то, что было необходимо, чтоб она стала более покорной», ответил Люциен, и в его тоне не было извинений.
Мэддокс одеревенел, злость омывала его. Необыкновенно обыкновенная злость, однако. Та, что не побуждала его совершать ужасные поступки. Чудесная.
«Я просил тебя о двух вещах. Только о двух: и ты подвел меня в обоих».
«Ты просил, чтоб она осталась жива и нетронута. Так оно и есть», подчеркнул Люциен.
Действительно, она была перепуганая и замерзшая, и по непонятной причине знание этого ранило его глубже, чем кулаки Аэрона. Она быта просто такой маленькой, такой нежной. «Я не мог позаботиться о ее потребностях. Ты должен был». Он всегда ненавидел то, что терял всякую связь с реальностью, когда часы били полночь. Он ненавидел то, что не ведал о происходящем здесь в эти сумеречные часы. Ненавидел то, что не мог защитить себя и своих близких.
Исходя из того что он знал, крепость могла быть атакована Ловцами, сожжена до основания, а все внутри – уничтожены. Эшлин могла предать его, провести тех Ловцов вовнутрь. Но Эшлин так же могла бы быть избита. Эшлин могла быть поругана или убита, и он бы не знал.
«Послушай, именно сейчас твоя женщина не имеет никакого значения», произнес Люциен. «Много чего произошло с твоей последней смерти…»
Рычание завибрировало в его глотке, голове, ушах, вытесняя голос воина. Не имеет никакого значения?
«Если она захворает…» Края его злости превратились в острые иглы, колющие духа. Все же не до конца подчинен, он осознал с бессловесным проклятием, когда его тело напрягалось, снаряжаясь к войне.
Опасная дымка плясала на его глазах; его собственная, только его собственная, но демон любил это. Убей его. Он намеревается отобрать твое. Да, ему надо было убивать. Его кровь закипала. Кожа натягивалась на костях.
«Он не слушает», сказал Люциену Аэрон. Нерв дергался под глазом мужчины, и он грубо встряхнул Мэддокса прежде чем разъединить их соприкосновение. «Ты слышишь меня?»
«Да», проскрежетал Мэддокс.
«Как долго ты планируешь держать здесь женщину?»
Так долго, как это возможно, ответил его мозг по своему собственному согласию.
Так долго, как это потребуется, поправил он.
Держать ее в крепости было опасно. Для нее. Для него. Для всех Повелителей. Он знал это, но не собирался ее освобождать. У него было ни силы воли, ни желания. Не было ничего важнее познания удовольствий, которые обещало ее тело. Ничего. Будет ли она жаркой и влажной для него? Будет ли мурлыкать его имя? Просить еще?
Неожиданно кулак въехал в его нос, сворачивая голову в сторону. Боль взорвалась в виске, ослабляя хватку ярости. Также и возбуждения. Мэддокс моргнул от удивления и нахмурился на Аэрона.
«Зачем ты это сделал?»
«Твое лицо было не твоим, а лицом Насилия». Люциен тряхнул головой, резко приблизившись с усталым выражением лица. «Ты бы вот-вот взорвался»
«Возьми себя в руки, мужик». Аэрон выдал раздраженный вздох. «Ты, словно Дамоклов меч, готов упасть в любой миг и порубить нас всех».
«Очень смешно с твоей стороны», сухо ответил Мэддокс. Он мог быстро поддаться, казалось, неспровоцированным приступам насилия, но Аэрон также был известен впадением в буйство, распространяя отмщение так далеко и широко как возможно.
«Где девчонка теперь?» спросил Люциен.
Поначалу Мэддокс не ответил. Он не желал, чтоб они знали, поскольку они могли пойти к ней.
«В моей комнате», наконец-то сказал он, его тон был так мрачен, что они не могли ошибиться в его невысказанном предупреждении: Навестите ее и почувствуете укус моего демона.
«Ты оставил ее одну в твоей комнате?» Раздражение Аэрона достигло новой вершины, и он потряс руками в воздухе. «Что ж ты не дал ей нож, приказал нам выстроиться шеренгой и позволил ей зарезать нас одного за другим?»
