Кассандра Остин - Обреченные любить
– Что-то не похоже.
– Ага! Я же говорил, что ты ничего не замечаешь.
Даниель бросил на Эли испепеляющий взгляд, но старик не испугался.
– Я все знаю про вас и про то, как ты с ней обошелся, – сказал он.
– Что?! – Даниель вскочил так стремительно, что чуть не расплескал кофе. – Я обошелся?
– Ну что ж, я рад, что ты признал это. – Эли допил кофе, поставил пустую чашку рядом с мисками и снял со стенки фургона ведро с колесной мазью.
– Не знаю, что она тебе сказала, – возмущенно начал Даниель, – но…
– Я больше ничего не хочу слышать, – оборвал его Эли. Он взял у Даниеля чашку и сунул ему ведро. – Тебе должно быть стыдно.
Даниель был так взбешен, что долго не мог прийти в себя. Эли методично мыл посуду, не обращая на него внимания.
Черт побери, что она наплела ему? – подумал Даниель и пошел смазывать колеса, мысленно проклиная и Сару, и старого дурака, поверившего ее словам.
Когда дошло до последнего колеса, Эли подошел к нему.
– Этого мало, – сказал он.
Даниель выпрямился так быстро, что Эли пришлось попятиться.
– Хочешь сам взяться за дело?
– Нет, этого хочешь ты, – проворчал тот.
Даниель шумно вздохнул, закончил смазывать колесо и повесил ведро на место.
– А теперь проверь тормозной рычаг, – буркнул Эли. – Похоже, он расшатался.
– Что она тебе сказала? – не выдержал Даниель.
– Кто? – спросил Эли и перешел к другой стороне фургона, чтобы осмотреть тормозной башмак заднего колеса.
Даниель заскрежетал зубами и отправился следом.
– Что тебе рассказала Сара?
– Достаточно много. А теперь залезь под днище и проверь, цел ли рычаг.
Даниель нырнул под фургон и попытался сосредоточиться на тормозном рычаге. Неужели Сара думает, что он будет молча терпеть упреки старика? Он обещал молчать, но, если она будет лгать, ему придется защищаться.
Он нашел отвинтившийся шуруп и закрутил его; все остальное было в порядке. Когда он вылезал из-под фургона, Эли стоял неподалеку и следил за ним. Даниель сел, оперся спиной о колесо и в свою очередь уставился на старика.
– Она сидела в тюрьме, – заявил тот.
– Она так и сказала? – с подозрением уточнил Даниель.
– Значит, я прав?
– Итак, она ничего тебе не сказала, – усмехнулся Даниель. – Это просто твои догадки.
– Но это не все, о чем я догадался, – заметил тот. – Вы кое-что значили друг для друга прежде, верно? Держу пари, ты собирался жениться на ней.
Мужчины долго смотрели друг на друга, прежде чем Даниель сказал:
– Эли, ты можешь строить любые догадки, но держи их при себе. Я пообещал Саре молчать о ее прошлом, и никакая хитрость не поможет тебе выведать это.
– Выходит, я прав? Сари мало говорит, не любит сидеть внутри фургона и подпрыгивает при каждом шорохе не хуже кузнечика. Кроме того, она знает тебя и боится, в этом я убежден. Отсюда я сделал вывод, что она сидела в тюрьме и тебе об этом известно. Я прав? – Убедившись, что выражение лица собеседника не изменилось, Эли на минуту задумался, а потом медленно кивнул. – Прав. И ты, скорее всего, как-то связан с тем, что ее осудили. Не из-за тебя ли она села в тюрьму? Не из-за твоих ли слов? Я уверен, что ты чем-то обидел эту девушку. – Даниель вскочил, и Эли посмотрел на него снизу вверх. – Это было убийство? Может быть, она убила твою жену? Или собственного мужа?
Что этот проклятый старик успел прочесть на моем лице? – задумался Даниель. Он нарочно задавал мне самые дурацкие вопросы, пытаясь выведать хотя бы крупицы правды, и отчасти преуспел в этом. Однако более чем скверно, если он будет считать Сару убийцей.
– Она попала в тюрьму за грабеж, – тихо сказал он. – Но советую тебе молчать об этом, Эли. Ради ее же блага.
Эрнест так торопился к своему фургону, что едва не падал. Пруденс должна знать об этом! – твердил себе он.
Он только что разговаривал с Ривером по указанию Пруденс, которая велела ему пожаловаться на то, что вчера лагерь разбили очень поздно. Перед встречей с Ривером Эрнест попытался снова завести себя, вспоминая, какой усталой и измученной выглядела его бедная сестра, вынужденная готовить ужин в темноте.
Подойдя к фургону Эли, он услышал, что старик разговаривает с Ривером, и решил не прерывать их. Когда старик упомянул имя Сары, Эрнест невольно навострил уши. Услышав последнюю фразу Ривера, он зажал себе рот рукой, чтобы не охнуть, и поспешил прочь, то и дело оглядываясь. Добравшись до своего фургона, он хриплым шепотом окликнул сестру:
– Пруденс!
– Я здесь, – послышалось из фургона.
Пруденс лежала на кровати, пытаясь отдохнуть. Когда Эрнест забрался внутрь, она даже не сняла с глаз влажную тряпку.
– Что ты ему сказал?
– У меня вообще не было возможности поговорить с ним, – начал Эрнест, задыхаясь от волнения.
Пруденс сняла тряпку и возмущенно уставилась на него.
– Этот малый, Ривер, разговаривал с Эли, и…
– И ты вернулся, чтобы подождать, пока они закончат? – прервала его сестра.
Увидев ее суровое лицо, Эрнест смешался.
– Не совсем так. Слышала бы ты, о чем они говорили!
Пруденс заинтересовалась. Она приподнялась, оперлась на локоть и приготовилась слушать.
– Оказывается, Сара сидела в тюрьме! – торжественно заявил Эрнест.
Сестра молча смотрела на него, и, не дождавшись ее реакции, он сник. Однако, дав ему время помучиться, она спросила:
– Какая еще Сара?
Эрнест был заметно разочарован. Такая важная новость заслуживала большего внимания. Но он напомнил себе, что бедная сестра была слишком занята.
– Это молодая женщина, которая едет вместе с Эли, Ривером и мальчишкой Райсом.
Пруденс прищурилась.
– Значит, женщина, которая едет в их фургоне, сидела в тюрьме? – Она снова легла и положила тряпку на глаза. – Тебе послышалось.
– Нет! – яростно прошептал Эрнест, наклонившись к ней. – Я слышал каждое слово. Эли сказал, что Сара сидела в тюрьме, а Ривер велел ему помалкивать об этом. А Сарой зовут женщину, которая едет с ними.
Пруденс опять сняла тряпку и задумчиво уставилась на парусиновый тент.
– Не знаю я никакой Сары. Как она выглядит?
– Это молодая женщина. На вид ей лет двадцать с небольшим. Маленькая, с красивыми каштановыми волосами и большими карими глазами. Она иногда ходит к Уильямсам… ну, тем, у которых много детей.
– А она… – попыталась прервать его Пруденс, но он был слишком увлечен.
– Очень тихая, почти не улыбается, а когда все-таки улыбнется, это… это…
– Эрнест! – прикрикнула на него сестра.
Он тут же пришел в себя. Ее грозное лицо заставило его стушеваться.
