Виктория Холт - Дорога на Компьен
— Не может быть, чтобы вы писали портрет с натуры! Но даже если и так, вы, несомненно, идеализировали свою модель! Потому что столь прекрасных лиц просто не бывает.
Художник собрался было возразить, но потом передумал, и король заметил, что художник вроде бы избегает смотреть ему в глаза.
— Вы правы, сир, — наконец произнес художник. — Это идеализированный портрет.
— И все же, — сказал Луи, — портрет настолько живой, что кажется, будто это дитя вот-вот сойдет с полотна во плоти и крови.
— Ваше Величество слишком ко мне снисходительны. Позвольте мне преподнести вам эту картину.
Король обнял художника:
— Нет, друг мой. Я знаю, о чем вы думаете. Вам будет очень тяжело расстаться с этим произведением, это словно потерять друга.
— Ваше Величество, вы ошибаетесь...
Брови короля поднялись в изумлении — художник совершил непростительную ошибку: согласно этикету, простой смертный не смел указывать королю на его ошибки. Буше настаивал:
— Ваше Величество доставит мне огромнейшее счастье, если примет этот подарок.
Король покачал головой:
— Значит, вы писали не с натуры... Ах, как обидно, что это; идеальное дитя существует только в воображении художника, мсье Буше.
— Вы совершенно правы, сир, действительно, обидно.
Но король, покидая студию улыбался.
***
Прибыв в Версаль, Луи сразу же вызвал к себе своего камердинера Ле Беля.
Король ценил Ле Беля необыкновенно высоко — тот с необыкновенным искусством выполнял самые деликатные поручения.
Познакомившись в апартаментах мадам де Помпадур с маленькой служаночкой, Луи стал высоко ценить такой тип девушек. Было весьма приятно отбросить всякую утонченность и дворцовый этикет, который диктовал правила поведения даже в уединении спальни. С молодыми же служаночками можно было этикета не придерживаться — просто потому, что они не подозревали о его существовании.
И в обязанности Ле Беля входило поставлять королю таких юных дев. Он был неутомим, он находил их на рынках и в лавках и прельщал обещаниями заработать за несколько дней такое состояние, которое им не удалось бы скопить и за годы тяжелого труда и строгой экономии. И, как правило, устоять перед этими обещаниями не мог никто. Поэтому поток маленьких гризеток, поднимавшихся по потайной лестнице в известные лишь избранным комнаты в левом крыле дворца, в комнаты, которые люди знающие прозвали «le trebuchet»[2], не иссякал.
Здесь, в этом гнездышке, и принимал Луи девушек, здесь они ублажали его, а, наскучив, отбывали по той же лестнице с подарками, которые обеспечивали им и хорошего жениха, и относительный комфорт на всю оставшуюся жизнь.
— Ле Бель, — сказал король, — я хочу, чтобы вы нашли одну темноглазую девушку. Ей, должно быть, не больше четырнадцати.
— Как ее зовут, сир?
— Этого я вам не скажу, потому что и сам не знаю. Единственный ключ, который я могу вам дать, — это портрет в студии Буше. Мне кажется, что она и сама скрывается где-то неподалеку. Буше предпочитает демонстрировать свои полотна, а не свою маленькую возлюбленную. Впрочем, я его хорошо понимаю.
Ле Бель возликовал — ему нравились такие задания.
— Сир, — пообещал он, — вскорости богиня, созданная кистью Буше, сойдет с полотна в ваши объятия.
— Прекрасно. Я весь горю от нетерпения!
Уже на следующий день Ле Бель распивал вино в студии Буше.
Придя туда, он заявил, что глубоко восхищен работами художника и что ему хотелось бы разглядеть некоторые из полотен поближе.
Немного грубой лести — и вот уже Ле Бель в мастерской, и нот уже входит юная девушка и вносит вино.
Ле Бель считал себя знатоком, но и он вынужден был прижать, что никогда еще не видел девушки прекраснее. На овальном лице светились огромные черные глаза, тяжелые иссиня-черные кудри были перехвачены алой лентой. И ей явно нравилось служить у Франсуа Буше. Когда девушка вышла, Ле Бель воскликнул:
— Какое хорошенькое дитя!
— Хорошенькое?— возмутился художник. — Луиза прекрасна.
— Я вижу, вы написали ее портрет. От него взгляда не отвести.
— Да, хотя я не смог в полной мере отразить красоту Луизы. Я рисовал ее снова и снова, но так и не достиг того, к чему стремился.
— Вам с моделью повезло. К тому же она производит впечатление хорошей и скромной девочки.
Буше кивнул.
— Бедняжка Луиза. К таким, как она, жизнь несправедлива. После ее дома моя скромная студия кажется ей дворцом.
— Что, дела настолько плохи?
— Плохи? А что вы скажете, если узнаете, что эта старая ведьма, ее матушка, продавала — буквально продавала — ее сестер? Моя бедная Луиза выросла в доме торговки-старьевщицы, неподалеку от Пале-Рояль. А поскольку тряпье у мадам О'Мерфи не очень-то раскупали, она приторговывала дочерьми.
— О'Мерфи... Странное имя.
— Отец у них был ирландцем, когда-то он был солдатом... Сущий мерзавец. Когда Луизе сравнялось двенадцать, они с женушкой отправили Луизу к мадам Флере. Сейчас Луизе четырнадцать.
— Мадам Флере, кажется, портниха?
— Мастерская — это прикрытие, на самом деле она зарабатывает на другом. Ее заведение — не что иное, как бордель. И ей-то, заметьте, старьевщица и продавала своих дочерей. Там я Луизу и нашел. Я забрал ее с собой и не могу вам описать, как бедная девочка обрадовалась.
— Это-то я могу легко себе представить.
Луиза вновь вошла в мастерскую. Ле Бель вовсю разглядывал ее. Он понял, что хотя девочка и держится скромницей, она прекрасно чувствует его взгляд.
— Ах, как прекрасно чувствуешь себя здесь, в мастерской художника, как приятно отдохнуть после всех строгостей версальского этикета, — как бы между прочим заметил Ле Бель. Девочка оказалась вполне смышленой — упоминание о Версале сразу заинтересовало ее. Да и кто мог остаться безучастным после всех разговоров о версальской роскоши и излишествах?
— Наполни мсье Ле Белю бокал, — приказал Буше.
— Спасибо, моя дорогая, — ласково поблагодарил Ле Бель. Наконец гость откланялся, но из квартала уходить не спешил — он полагал, что девушка догадается и потихонечку выйдет вслед за ним под каким-нибудь благовидным предлогом. И ждал он не напрасно.
Прошло всего пять минут — и на улице, в ореоле иссиня-черных кудрей, показалась Луиза.
— Мадемуазель О'Мерфи! — окликнул ее Ле Бель.
— О, это вы! — девушка с таким искусством разыграла удивление, что Ле Бель подумал: а эта крошка не лишена чувства юмора! Да, эта дочка старьевщицы, судя по всему, не только красива, но и неглупа. — Так это вы, мсье Ле Бель из Версаля...
