Николай Бахрошин - Ромео и Джульетта. Величайшая история любви
— Я не пойду! — гордо вскинулся Тибальт.
— Ишь, разбрыкался, жеребец… Пойдешь! — отрезал Николо. — И будешь улыбаться так широко, словно ростовщик отсрочил тебе платеж на полгода! Я, глава семьи и старший по крови, приказываю тебе! Ты понял, племянничек?!
* * *Ромео, Меркуцио и Бенволио уже направлялись к воротам виллы, когда увидели, что выйти будет труднее, чем войти. Ворота, еще недавно гостеприимно распахнутые, были замкнуты, пьяных стражников сменили относительно трезвые, и тех стало существенно больше. К тому же, к ним прибавились другие вооруженные слуги. А навстречу… Да, именно навстречу им гордо выходил сам Николо Капулетти. За его спиной мрачной тенью маячил коренастый Тибальт.
— Вот так да! — негромко бросил Меркуцио. — А здесь, похоже, нас уже ждут.
— И, клянусь всеми моими долгами ростовщикам, вид у них какой-то не праздничный, — так же негромко отозвался Ромео.
— Не нравится мне их вид, — поддержал Бенволио. — Вид такой, словно собрались на войну…
— Когда мышь видит подкрадывающуюся кошку, пуститься в обсуждение ее внешнего вида — не самое умное со стороны мыши, — назидательно произнес Меркуцио. — Так что будем делать, друзья? Прорываться?
— А ты, мой друг, видишь другой выход?
— Хорошие слова, — усмехнулся Меркуцио. — Клянусь небом, именно это сказал палач, накидывая петлю на шею приговоренного…
— Мы еще посмотрим, кто тут палач, а кто жертва!
— Капулетти, между прочим, в своем праве, — напомнил Бенволио. — Его дом, его слуги, его оружие…
— Есть только одно маленькое исключение — жизни-то наши! — вставил Меркуцио.
— Пока наши… — пробормотал Бенволио.
— Возможно…
Против двух-трех десятков людей, вооруженных длинными пиками и мечами, шансы у тройки были не велики. Это каждый из них понимал. Капулетти в своем доме, куда они проникли обманом, может сделать с ними что угодно, всякий суд признает это законным правом на оборону.
Добавлю, «Мой дом — моя крепость», — это не английская поговорка, как думают англичане. Ей пользовались еще наши предки, древние римляне. А англичане, скорее всего, подхватили ее у них, когда победоносные легионы маршировали по зеленым холмам Альбиона…
Приостановившись, все трое сбились в тесную кучку, почти касаясь друг друга плечами. Руки уже почти легли на эфесы, и плащи почти готовы быть сорваны и намотаны на руку, образовав таким образом некое подобие щитов.
Я, старый капитан Скорцетти, испытал на себе — такая дополнительная защита порой бывает не лишней в уличных стычках. Против хорошо вооруженного латника, она, конечно, поможет не больше, чем горчичные припарки против черной оспы, но против ножей убийц…
И тут произошло неожиданное. Старый Капулетти, грозно вышагивающий навстречу, вдруг радушно раскинул руки и расплылся в самой широкой из своих улыбок:
— Кого я вижу?! Уж не обманывают ли меня глаза?! Уж не принимаю ли я желаемое за действительное в гордыне своей?! А, Тибальт? Скажи мне, мой милый, скажи мне точно, утешь меня…
— Дядюшка, не обманывают, — поцедил тот в ответ.
— Ага!.. Конечно!.. Теперь я и сам вижу, что не обманывают! Что Ромео Монтекки, этот юноша многих достоинств и неисчислимого благородства, все-таки принял мое приглашение! А кто это с ним? Простите, плохо разберу под масками… Конечно же! Уважаемый Меркуцио, уважаемый Бенволио! Добро пожаловать, юные господа!.. У меня не хватает слов! Я просто не могу передать радость видеть всех вас, добрые юноши, в своем доме! Не правда ли, Тибальт?!
Тибальт вместо ответа коротко, злобно всхрапнул. Как норовистый жеребец, осаженный твердой рукой.
— Ага!.. Вот и дорогой мой племянник выразил свою радость… Я понимаю, понимаю дорогой мой Ромео, что некоторые недоразумения, определенные, так скажем, трения между нашими семьями, делали твой приход затруднительным… Но тем ценнее, тем дороже для меня твое решение навестить старого дядюшку Капулетти! — соловьем заливался Николо. — Не правда ли, Тибальт?
— Весьма…
— Что-что?
— Весьма! И весьма…
— А что весьма, милый? Ты, наверное, хочешь сказать, что весьма рад?.. Весьма счастлив?.. Весьма доволен?.. Извините моего племянника, почтенные гости, он слегка ошалел от восторга… Вы знаете, уважаемые, он вообще не слишком красноречив, предпочитая дела словам, — продолжал витийствовать Капулетти. — Впрочем, и дела его… — он усмехнулся, выразительно скривив губы. — Дай же, Ромео Монтекки, обнять тебя по-дружески и по-отечески! Дай мне прижать тебя к сердцу, гость дорогой!
Николо как можно шире раскинул руки, устремляясь к Ромео.
Тем временем к месту действия начали подтягиваться другие гости, привлеченные шумом и возней у ворот. Ромео спиной чувствовал их любопытные взгляды, слышал недоуменный, встревоженный шепоток.
«Черти бы меня взяли — это точно Ромео, Бенволио и Меркуцио! Монтекки в доме у Капулетти — подумать только!» — донеслось до него чье-то восклицание.
«Черти бы меня взяли!» — пожелание очень кстати, промелькнуло у Ромео.
Что оставалось делать на виду у стольких насмешливых глаз? Только обняться со старым Капулетти.
Тот, не успокоившись, не менее радушно приложился к Меркуцио и Бенволио.
— Рад! Очень рад, благородные юноши!.. Веселитесь же! Веселитесь у меня в доме! Наслаждайтесь праздником со всей непосредственностью цветущей юности!.. Выпейте вина, дорогие мои! А скоро начнутся танцы, что для вас, молодежи, еще более привлекательно!.. Увы, Господь отпускает нам в жизни не много времени для наслаждения, так будем же пользоваться им с радостью и благодарностью!..
Расчувствовавшись, старый Капулетти картинно всхлипнул, пряча в маске радушия издевающиеся глаза пройдохи.
Что им оставалось? Только выразить хозяину всяческое почтение и удовольствие…
* * *— Ну и что же нам теперь делать, а, Ромео? — почти жалобно спросил Бенволио, когда они снова остались втроем, остановившись за столиком, полускрытым деревьями.
— Да, действительно… — поддержал Меркуцио. — Даже удивительно, как наша шутка вдруг обернулась другой стороной. Клянусь дверями ада, сам сатана бы не разобрался, кто над кем пошутил в результате… Остается законный вопрос — что делать дальше? Как я вижу, друзья, ворота опять открываются, и ничто не помешало бы…
— Веселиться! — мрачно сказал Ромео.
— Как?
— А вот так! — он сорвал с себя маску печального Пьеро и с досадой наподдал ее ногой. Маска отлетела в кусты и выглядывала оттуда, блестя слезами из фольги.
— Будем веселиться! — повторил Ромео. — Уйти сейчас значило бы бежать, поджав хвосты, дав дядюшке Капулетти новый повод для издевательств… Так будем же веселиться, друзья, чтоб черти растолкли нас всех в порошок и жарили потом без масла!
