Сьюзен Виггз - Прими день грядущий
Взяв себя в руки, Женевьева через силу улыбнулась и убрала со щеки прядь волос.
– Дженни, ты выглядишь просто великолепно, – произнес Рурк. – Словно солнце и ветер приласкали тебя. Несомненно, Вирджиния – это лучшее приключение, которое только могло с тобой произойти.
Продолжая улыбаться, Женевьева не удержалась от колкости:
– Ты все еще стараешься оправдать то, что подсказал моему отцу проиграть меня в карты?
Рурк нахмурился:
– Очевидно, я никогда не сумею загладить свою вину, да?
– Перестань. Я ищу мистера Карстерса. Ты видел его?
Лицо Рурка прояснилось:
– Неужели ты решила присоединиться к пастве? Женевьева покачала головой:
– Я слишком долго жила без церкви. Нет, просто мне нужно попросить у мистера Карстерса несколько книг. Я собираюсь учить читать Калвина Гринлифа.
Голубые глаза Рурка потеплели. Он явно одобрял девушку.
– Ну, это замечательно, Дженни, просто замечательно. Это принесет парню огромную пользу.
– Надеюсь. Вот только его родители думают иначе. Они утверждают, что чтение зародит в голове Калвина вредные мысли и погубит его как земледельца.
– Возможно, – задумчиво сказал Рурк. – А может быть, из него получится и нечто большее. Ты будешь умницей, Дженни, если сделаешь это для парня.
Девушка покраснела и отвернулась.
– Ничего особенного в этом нет. Просто я надеюсь, что сумею помочь Калвину.
– Конечно, сможешь, – заверил Рурк. – Кстати, мистер Карстерс – внизу, в доках. Там только что причалил Лютер Квейд.
Они вместе направились к небольшой группе людей, стоявшей на пристани. Женевьева приветливо кивнула Эми и Сету Паркерам и поинтересовалась здоровьем Эми. Она искренне обрадовалась, узнав, что все в порядке, и ребенок родится уже через несколько недель.
Лютер Квейд разгружал свои обычные товары и попутно рассказывал последние сплетни. При этом он театральным жестом развернул довольно потрепанный экземпляр вирджинской «Газетт» и, сохраняя на лице странное мрачное выражение, высоко поднял его над головой.
Женевьева протиснулась поближе, чтобы лучше разглядеть газету. Ей пришлось прищурить глаза, потому что долгие часы чтения в полутьме по вечерам значительно ослабили ее зрение, но она сразу заметила выделенные жирным шрифтом строчки: «Армия Британской короны начала военные действия против жителей провинции Массачусетс… Мы вовлечены в ужасы гражданской войны. Меч обнажен. Одному Богу известно, когда он будет снова убран в ножны».
Преподобный Карстерс вслух прочитал абзац. Собравшиеся в полном молчании слушали отчет о потерях и боях, которые произошли в Новой Англии целый месяц назад, о том, что британские войска, вступив в города Лексингтон и Конкорд, были встречены небольшими отрядами милиции…
Гражданская война… Женевьева посмотрела на Рурка и задохнулась от страха, заметив выражение его лица. Разговоры о волнениях в колониях ходили уже не первый день. Многие выражали свое недовольство несправедливой таможенной политикой лорда Тауншенда и своеволием британского кабинета министров. Однако никто в Дэнсез Медоу не мог предположить, что ситуация обострится до такой степени.
– Более того, – Лютер Квейд постарался перекричать возмущенные голоса. – Патрик Хенри набрал армию и пошел на Вильямсбург! Кровь не пролилась, но губернатора Данмора заставили платить за порох, который он конфисковал.
– Рурк! – Женевьева взяла его за руку. Все говорили одновременно, и она ничего не могла понять. – Что все это значит?
Лицо Рурка стало менее напряженным, хотя и сохранило задумчивое выражение.
– Это значит, что наша Вирджиния скоро тоже окажется втянутой в эти события, Дженни. Трудно сказать, как далеко все это может зайти.
– Но что может сделать против британских войск кучка рассерженных колонистов – без армии и денег?
– Ну, кое-что мы все-таки имеем, – задумчиво произнес Рурк.
Глаза Женевьева расширились от удивления при слове «мы».
– И что же это, Рурк?
– У нас есть Америка. А это немало.
Они ушли с пристани, чтобы посидеть вдвоем в тени раскидистого дуба. Женевьева прислонилась спиной к стволу дерева и посмотрела на Рурка; ей совершенно не хотелось думать о войне.
– Как малыш? – меняя тему разговора, спросила она; занятая весенними посадками, девушка не видела ребенка уже больше месяца.
– Растет не по дням, а по часам, – ответил Рурк, и глаза его потеплели. – Мими Лайтфут клянется, что парнишка набирает в весе день ото дня.
Женевьева внимательно наблюдала за Рурком. Первое время она опасалась, что Эдер отвергнет младенца, рожденного от другого мужчины. Но, оказывается, девушка просто не знала меру великодушия Рурка.
– Ты хороший отец, – тепло заметила она.
– Я постоянно работаю над собой, но когда речь заходит о воспитании детей, чувствую себя абсолютно бездарным. Мне нечего взять из опыта моего отца, поэтому приходится учиться самому.
– У тебя все получится, – успокоила его Женевьева. – Хэнсу очень повезло с отцом.
Рурк улыбнулся:
– У меня нет причин не относиться к ребенку, как к своему собственному.
Не удержавшись, Женевьева порывисто сжала руку Рурка.
– Будь осторожен, – сказала она, торопливо поднимаясь. – А мне пора к преподобному Карстерсу.
Сдвинув брови, Рурк смотрел ей вслед. Странная девушка: то она ругала его за то, что он постоянно дает советы или балует детей Гринлифов, а уже через минуту ее прекрасные глаза теплели от какого-нибудь сказанного или сделанного им пустяка.
Рурку часто казалось, что он чувствует в Дженни глубоко скрытое желание, которое притягивало его к ней. Но независимое поведение девушки, словно доспехи, защищало ее от всех, кто старался слишком приблизиться, исключало проявление любых чувств. Рурк задумчиво провел пальцем по пыльной поверхности. Он решительно не понимал Женевьеву, а иногда не понимал и себя.
Часы на камине в доме Женевьевы преданно тикали, но реальное время на ферме определялось созреванием урожая. Как и предсказывал Джошуа, пересадку закончили к июню, затем началось долгое время роста и созревания. Но быстро бегущие дни вовсе не были праздными. Каждое поле требовало постоянного внимания и заботы, каждый день приходилось полоть, рыхлить, обрывать верхушки растений, уничтожать новые побеги, выраставшие от корня.
Казалось, все это время ни Женевьева, ни Гринлифы не знали усталости. Они работали на полях в изматывающую жару и во время теплых дождей, которые приходили с Голубых гор, а вечером все вместе ужинали. Их пища становилась изобильнее с каждым днем: в огороде у Мимси выросли бобы, кабачки, репа, а страсть Филиппа к охоте обеспечивала стол мясными блюдами. Для Женевьевы это было счастливое время, наполненное заботами, надеждами и мечтами.
