Альфред Билл - Невеста оборотня
— Любопытно, — сказал я. — Джин и ее собака невзлюбили и хозяина Де Реца. — И я рассказал Фелиции об их столкновении с мосье де Сен-Лаупом в день его приезда.
— Это позор, что мы до сих пор не можем добиться передачи этого ребенка в приют на воспитание, — отозвался дядя.
Появился Барри со всем необходимым для приготовления пунша; когда напиток был выпит и я поднялся, собираясь уходить, отношение дяди ко мне больше напоминало то доброе и давнишнее, чем то, с каким он встретил меня после моего возвращения из Нью-Йорка. Он совершенно искренне попросил Фелицию вызвать Барри, чтобы тот проводил меня, но сразу согласился с девушкой, когда она сказала, что сделает это сама. Вероятно, в целом мире наш хороший, добрый, великолепный дядюшка Баркли был человеком, по своей натуре менее всех остальных склонным к интриганству; и теплый пунш, взяв себе в союзники очарование его племянницы, помог мне преодолеть его решение удержать меня от разговора с ней наедине.
— Где и когда я смогу поговорить с вами наедине, Роберт? — спросила Фелиция, когда мы остановились у входной двери. — Вам может показаться странным, что я задаю вам такой вопрос, но есть нечто, что я должна знать, и только вы один можете помочь мне в этом. Завтра около четырех часов пополудни я буду прогуливаться у Холма Повешенных. Сможете ли вы там присоединиться ко мне, но так, чтобы наш дядя ни в коем случае не узнал об этом?
Я, конечно же, сразу ответил, что смогу. Ее дыхание было таким взволнованным, что разительная перемена, происшедшая с веселой, умиротворенной девушкой, какой она казалась мне да протяжении всего вечера, не могла не заставить меня откликнуться на ее просьбу, хотя она и не совпадала с моими желаниями.
В эту ночь погода переменилась. Долгая череда ясных солнечных дней и сверкающих лунных ночей была прервана ветром, вдруг завывшим среди старых кирпичных печных труб и голых ветвей вязов, растущих рядом с церковью и скрипящих и гудящих над моей головой, когда я спешил по вечерам мимо них в свой дом. Весь следующий день температура неуклонно понижалась, и наступило то короткое состояние предверия зимы, которое делает наши обычные дни поздней осени такими приятными из-за близкого контраста; низкие серые облака проплывали над нами, наползая на вершины холмов и вновь превращая воды реки, вдруг блеснувшие тусклым серебром под скользнувшим по их поверхности порывом шквалистого ветра, в тяжелую, свинцовую массу; падающие с небес ливневые струи постепенно переходили в дождь со снегом, а затем и в снег; и даже днем становилось настолько темно, что когда я в половине четвертого надел свою шляпу и пальто, чтобы отправиться на встречу с Фелицией, в конторе дяди на всех столах уже были зажжены свечи.
На улице, конечно, было светлее. Мела поземка, и побелевшие от снега улицы и пешеходные дорожки казались обманчиво чистыми по сравнению с другими, бывшими под рукой, вещами. Но полумрак аллей стал от этого еще глубже. Ложбины между холмами на той стороне реки тонули во мраке. В последующие полчаса стало еще темнее. Я ускорил шаги, благодарный, что встречусь с Фелицией прежде, чем окончательно стемнеет, и встревоженный при мысли о том, что даже сейчас где-то на окраине городка девушка находится одна, хотя она и взяла с собой огромную собаку, способную, если потребуется, защитить ее. Неожиданно около дома старого Пита я увидел на снегу следы ее ног, пересекаемые следами собаки. Стена строения уберегла следы от ветра. Но дальше поземка намела сугробы, которые и погребли их под собой. Нашел я девушку с подветренной стороны Холма Повешенных; и громадный зверь рядом с ней так свирепо зарычал при моем приближении, словно никогда прежде не видел меня.
Словами и легким ударом руки девушка заставила пса утихомириться, но, по правде говоря, мне было трудно в это поверить; лицо Фелиции от ходьбы на ветру разрумянилось, а ее блестящие глаза так сияли из-под маленькой покрывающей ее голову шапочки без полей, что я, кажется, начал терять голову. Девушка была одета в длинную голубую меховую мантилью, (впервые увиденную мною в ту ночь, когда она появилась около нас в деннике Де Реца), из широких рукавов которой вдруг выскользнули две руки, затянутые в перчатки, и сплелись с моими в такое теплое пожатие, что прежде чем я осознал, что делаю, я наклонился и поцеловал их… И целовал я ее руки до тех пор, пока девушка не выдернула их из моих ладоней.
— Фелиция, — воскликнул я, отбрасывая прочь все обиды, — вы не простили меня? Неужели вы все еще не можете доверять мне?
Перед тем, как ответить, она мгновение безмолвствовала, и одна ее рука, сжатая в кулачок, была прижата к груди, а другая спряталась в маленькой муфте, висевшей на ленточке, перекинутой вокруг шеи. Затем на смену встревоженному взгляду ее глаз пришла улыбка.
— О, Роберт! Неужели я стала бы просить вас о встрече в таком месте, если бы не доверяла вам? — и Фелиция вплотную приблизилась ко мне и положила свою руку на мою. — Расскажите мне о делах дяди. Они действительно находятся в отчаянном положении? Я обязана ему всем и мой долг отдать ему все, что могу.
— Дела дяди не настолько безнадежны, чтобы для их спасения вы должны выходить замуж за Сен-Лаупа, — ответил я. — У меня нет сомнений, что дядя намекал вам на это. Но подождите, по крайней мере, до тех пор, пока он прямо не скажет вам об этом. Дядя не постесняется в открытую попросить вас об этом шаге, если наступит время, когда существование священного дома «Баркли и Баркли» потребует такой жертвы, — с горечью добавил я. — Но, оставаясь самим собой, дяде будет приятнее обманывать! себя, думая, что вы сделали этот выбор по своему собственному добровольному желанию.
— Но дяде уже нет нужды говорить об этом в открытую. Мосье де Сен-Лауп избавил его от этой необходимости. Вчера по почте от него пришло письмо, в котором он просит моей руки. Наш дядя прочитал его мне и попросил проявить к нему должное внимание. Де Рец! Де Рец, остановись! — внезапно оборвала она разговор. — Роберт, ловите его!
Громадная собака, фыркая в зарослях, покрывающих нижнюю часть склона холма, издала вдруг короткий звонкий лай и, с треском ломая голый кустарник, так стремительно понеслась прочь, что я сразу потерял ее из виду.
— Быстрее за ним, — кричала девушка, пробираясь среди сугробов по следу, который оставили огромные лапы волкодава на пушистом снегу. — Де Рец никогда прежде не оставлял меня подобным образом. Он может навлечь на себя обвинение в злом поступке или совершить его.
Мы, свистя и крича, бежали за собакой до тех пор, пока, запыхавшиеся, не остановились под сумрачными кронами небольшой рощицы, растущей по склону за домом старого Пита. Там в сгущающейся темноте мы окончательно потеряли его следы. Здесь я уже был готов повернуть обратно, потому что громадный волк, казалось, сделал эту рощицу и сад ниже ее своим любимым и часто посещаемым местом. Но Фелиция опередила меня.
