Барбара Картленд - Как вольный ветер
— Ну да. И диких, и домашних.
— Тогда я просто обязана сфотографировать их с малышами! Больше всего на свете мне хотелось бы иметь снимки новорожденных жеребят.
— Сами понимаете, это не так-то просто. Кобылы нервничают, да и жеребцы, которые их охраняют, не очень-то дружелюбны к посторонним. — Видимо, на лице девушки отразилось разочарование, потому что Сэнфорд тотчас прибавил: — Но я обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы ваша выставка имела успех. Совершенно согласен, что фотографии новорожденных жеребят произведут фурор.
— Значит, завтра приступим? — опять загорелась Вальда.
— Если вам так хочется. В то же время можно сфотографировать жеребят и на ферме. Здесь их тоже хватает.
Вальда разделалась с пирожком и признала, что стряпня госпожи Поркье и впрямь необычайно вкусна. Затем выпила кофе, остудив его большим количеством сливок.
— Я готова! Идемте смотреть жеребят!
Ройдон Сэнфорд поднялся из-за стола.
— Теперь я вижу, что у вас просто не может получиться плохих снимков, — восхищенно качнул он головой. — Вы вносите столько жизни во все, что говорите и делаете! Если то же самое распространяется и на занятия фотографией, результат должен быть ошеломительным.
— Именно такое впечатление осталось у меня от лондонской выставки, — подхватила она. Там было несколько фотоснимков морского пляжа, которые меня поразили. Они были как живые — ну просто чудо!
— Похоже, мы с вами посетили одну и ту же выставку. Не было ли там нескольких ночных видов здания парламента?
— Да-да! — обрадованно вскричала Вальда. — Вам, конечно, известно, что их автором был Пол Мартин?
— Так вот почему вы решили стать фотографом! Должен признаться, и у меня было такое искушение. Но, видимо, я оказался слишком ленив, чтобы сделать первый шаг.
— А чем вы занимаетесь, когда не отдыхаете в Камарге? — спросила Вальда, подходя к двери.
— Я перепробовал в жизни много занятий. Я тот самый вечный двигатель. Весь прошлый месяц, например, я по просьбе одного знакомого занимался дегустацией вин, производимых в бассейне Роны. Этот человек, мой приятель, собирается наладить их импорт в Англию.
— Любопытно!
Однако внимание Вальды устремилось к фотокамере. Девушка нашла ее там же, где и оставила, — на небольшом столике, возле которого сидел Ройдон, когда она появилась с мокрой одеждой в руках.
Взяв аппарат, она внимательно осмотрела кожаный футляр и решила, что ее спутник прав — вода вряд ли проникла сквозь толстую кожу.
— Я тщательно обследовал поверхность, подтвердил англичанин. Во всяком случае, к тому времени, как мы добрались сюда, футляр был совершенно сух.
— Тогда давайте рискнем и не будем перезаряжать, — заключила Вальда. — Ведь пленка почти новая.
Юная фотолюбительница умолчала о том, что давно не перезаряжала фотоаппарат и испытывала перед этой процедурой легкий страх. Она решила, что при первом же удобном случае, оставшись наедине, вновь хорошенько перечтет инструкцию.
— Ну что ж, тогда отправимся в конюшни? — предложил Сэнфорд. — Вам не понадобится шляпа?
— Я не взяла ее с собой, — небрежно бросила Вальда.
— Вы определенно путешествуете налегке, — покачал он головой. — При таких обстоятельствах ваш цыганский костюм должен был прийтись очень кстати.
— Конечно, особенно в таборе, — бездумно обронила девушка.
— Вы были в таборе? — потрясенно воскликнул англичанин.
Вальда с досадой поняла, что утратила бдительность. Но потом твердо сказала себе, что его все это совершенно не касается.
— Да, я очень люблю цыган! — вызывающе бросила она. — И в Камарг приехала со своими друзьями из табора. Не могу понять, почему у вас они вызывают такую подозрительность.
— Отнюдь нет. Меня только озадачивает ваш оригинальный способ передвижения. С вашей наружностью вы, несомненно, должны порой испытывать… м-м… определенные неудобства и затруднения, попадать в непредвиденные ситуации. Я не прав?
— Только когда меня застигают врасплох, как сегодня!
— Я имел в виду совсем другое, — нахмурился он.
— Я уже сказала, что могу за себя постоять. Мне кажется, что для женщины важно быть независимой, жить своим умом и принимать самостоятельные решения.
— А если не секрет, чего бы вам хотелось от жизни?
Вальда на мгновение задумалась.
— Я хочу быть свободной… свободной от запретов, ограничений, вынужденного подчинения чужой воле…
— Но такова неизбежная участь всех женщин, — возразил Сэнфорд. — Сначала они подчиняются родительской воле, потом за ними присматривают мужья.
— С какой стати! — возмутилась Вальда. — Да и такое ли уж это благо — иметь мужа? Во всяком случае, на свете достаточно мужчин, чтобы не бросаться очертя голову за первого встречного!
Мысли ее в эту минуту возвратились к маркизу д'Артиньи. Он и был для нее этим первым встречным. Но не верилось, что второй или третий кандидат отчима окажется намного лучше.
Молодой человек задумчиво молчал, и Вальде, которая вооружилась фотокамерой и уже открыла дверь во двор, пришлось позвать его:
— Ну, что же вы? Идемте скорее! Если замешкаемся, солнце уйдет, а я, увы, не Пол Мартин и не умею снимать в темноте!
Следующие два часа прошли для Вальды в совершенном восторге. Они с Ройдоном фотографировали жеребят на лужайке, неподалеку от фермы.
Хотя лошади на ферме были вполне одомашнены и привычны к людям, все же при появлении чужаков чуткие жеребцы начали задирать головы и сверлить нескромных гостей недоверчивым глазом. Часть кобыл еще не ожеребилась, другие уже паслись вместе со своими малышами, и тут Вальда впервые узнала, что жеребята появляются на свет отнюдь не белыми. Большинство новорожденных были черненькими с белым пятнышком на лбу. Иногда попадались гнедые или желтовато-коричневые.
— Примерно месяцев через восемь, — объяснил Сэнфорд, — они начнут линять, а годам к четырем их окраска полностью сменится на бледно-серую. Постепенно она светлеет и, наконец, становится совершенно белой.
Забыв обо всем на свете, Вальда увлеченно фотографировала. На фоне обрамляющих лужайку деревьев и домиков, крытых красной черепицей, силуэты лошадей поражали природной грацией, не передаваемой словами, но которая, как горячо надеялась девушка, останется на снимках.
— До чего они прекрасны! — беспрестанно повторяла она, делая кадр за кадром. — Мне кажется, я уже никогда не смогу восхищаться никакой другой породой, как бы замечательна та ни была.
— Погодите, вот увидите, каковы они на воле, — посмеивался Сэнфорд. — Завтра я отвезу вас в такое место, где обычно родятся жеребята. Придется вести себя очень осторожно, чтобы не потревожить мамаш, да и жеребцов надо остерегаться.
