Дениз Домнинг - Раскаленная стужа
– Рэннольф?
– Я глупец, брат, – ответил он, поворачиваясь, чтобы посмотреть на своего старшего брата. – Мне не следовало снова жениться.
– Ты уже говорил это, – мягко откликнулся Темрик и добавил, немного помолчав. – Она хорошая женщина.
– И ты знаешь об этой добродетели только потому, что один единственный раз проехался с ней? – Сарказм Рэннольфа был просто Убийственным.
– Так же, как и ты знаешь об этом после твоей «проездки» с ней.
Он вздрогнул, словно от удара.
– Черт, – прошептал он. Как обычно, его брат попал прямо в точку, как ни была горька эта правда. На мгновение повисло тяжелое молчание, после чего он произнес: – Темрик, не покидай меня, ты мне нужен. Что такого предлагает тебе твоя мать, что не предложил тебе я за эти прошедшие годы?
В смехе его брата прозвенела горькая ирония.
– Уж, конечно, не сердечную боль и не работу, которые были бы связаны с теми владениями, что ты пытаешься навязать мне. Возможно, я не успел бы еще осесть по-настоящему, а ты бы уже искал мне жену. Но кто знает, – добавил он, пожимая плечами, – может быть, жизнь возле моей матери окажется мне не по вкусу, и я снова приду клянчить у тебя под дверью.
– Подумай об этом еще раз. Эти владения находятся в Нормандии.[9] Там ты мог бы начать все заново, если тебе хочется, чтобы соседи не знали твое прошлое.
– Нет, Рэннольф. Мой ответ на это предложение не изменился за последние семнадцать лет. Оставь все, как есть.
– Я не могу. Ты же не купец, не торговец – ты воспитан, как рыцарь – так же, как и я. Наш отец хотел, чтобы эти земли принадлежали тебе – точно так же, как хотел, чтобы часть наследства принадлежала Гилльяму.
– Ты пытаешься говорить устами умершего человека.
– Да, пусть он мертв, но ведь я жив. Почему ты не хочешь принять то, что тебе предлагаю я?
Гневные золотистые огоньки загорелись в глазах его брата, от чего их обычный карий цвет, казалось, запылал.
– Если бы наш отец хотел, чтобы я был не только непризнанным ублюдком-сыном, то вспомнил бы обо мне. – Он вскочил на ноги и бросился вон из шатра.
Рэннольф уставился на кусочек пергамента, который все еще держал в руках. Как ни нуждался он в Темрике, однако не мог больше заставлять его принять свое предложение, как не мог забыть про обиду, которую нанес своей жене в ту ночь. Наконец, лорд Грэстан открыл письмо и принялся читать.
«Мой высокочтимый лорд и муж! С сердцем, полным трепета, в день одиннадцатый марта года тысяча сто девяноста четвертого от Рождества Господа нашего, спешу написать вам. Весь последний месяц я была очень занята, продолжая знакомиться с Грэстаном. Ваши люди оказывали мне в этом деле всяческую помощь. Мы смиренно надеемся, что вы будете довольны увидеть все, что мы сделали, когда, милостью Господа нашего, вы сможете, наконец, вернуться к нам.
Вскоре после моего приезда сюда я узнала, что имеется большая нехватка съестных припасов. И потому просила сэра Гилльяма приобрести у местных купцов все, что было для того необходимо…»
Он быстро пробежал список покупок с указанной ценой. Все приобретения казались разумными, цены – умеренными. Он был просто поражен, что в замке не хватало стольких необходимых запасов.
Рэннольф нахмурился. Возможно ли, что истерические письма Хьюго – всего лишь попытка скрыть свою халатность, а вовсе не его обычная помпезная ревность? С одной стороны, трудно было представить, что так может поступать верный и преданный человек, но с другой, что плохого может выйти, если за его работой проследит новый глаз? Вот только вопрос, по силам ли окажется жене подобная работа?
Он снова взглянул на ее письмо. Почерк у Ровены был мелкий, очень аккуратный, без каких-либо завитушек или приукрашений. Покупки были тщательно перечислены, с подробным указанием веса и цен. Несомненно, она где-то училась вести учет расходов.
«…Когда я спросила сэра Гилльяма о причине такого положения, он мне сказал, что является вашим управляющим совсем недолго и поэтому ничего не знает об этом. Затем он посетил ваши многочисленные владения, дабы узнать, платили ли они подати и контрибуции за прошлый год, чтобы можно было вести точный учет. В то же время он просил ваших управляющих-бейлиров прикинуть, какова будет ваша доля в будущем урожае, ибо посевы выросли уже настолько, что подобные подсчеты уже можно сделать…»
Как странно. Судя по тому, что сообщал Гилльям, именно она просила его отправиться за точными сведениями. Ее же слова звучали так, будто это была идея самого мальчика. В чем же дело: Ровена просто добра или скромничает?
«…Вот почему крайне смиренно молю вас позволить мне входить в ваши кладовые и сокровищницы, чтобы произвести необходимые подсчеты. Если же вы сомневаетесь в моей способности сделать это, то я рада буду сообщить вам, что мать-настоятельница монастыря нередко поручала мне работать вместе с ее келаршей,[10] и я находила в подобном занятии величайшее удовлетворение. Здесь, в Грэстане, все мы желаем вам удачи и Божьей помощи в ваших предприятиях и молимся, чтобы вы возвратились к нам так скоро, как захочет этого Господь Бог… Остаюсь Ваша покорнейшая служанка и жена Ровена, леди Грэстан».
Его глаза остановились и задержались на слове «покорнейшая». Она использовала это слово, чтобы посмеяться над ним и напомнить ему о том, как он отверг ее. Пальцы лорда Грэстана вонзились в овчинный мех, а в животе, казалось, что-то перевернулось при мысли о надменности этой женщины. Но пониже подписи находилась еще приписка, сделанная ее рукой:
«Я должна благодарить вас за сэра Гилльяма, за то, что он оказывает помощь во всех моих трудах. Он всемерно поддерживает мои начинания и всячески заботится о процветании и приумножении всего, что принадлежит вам. Хотя нам здесь и не угрожают опасности, которые могли бы потребовать помощи его сильной руки, но те вызовы судьбы и столкновения, с которыми ему пришлось повстречаться, всегда заканчивались в нашу пользу. Также все ваши бейлиоры просят передать вам, что суждения его разумны и принимаются с одобрением».
Ярость снова охватила его. Эти так тщательно подобранные слова не могли скрыть ее истинных намерений. Она поддразнивала его, притворяясь будто любит его брата, чтобы отомстить ему за грубое обращение с ней в их первую брачную ночь. Рэннольф швырнул письмо в жаровню. Пергамент вспыхнул, распространяя вонючий дым.
Потребовались три меха с вином и целая неделя времени, чтобы забылся горький привкус ее слов. Когда же он достаточно пришел в себя, чтобы написать ответ, то составил письмо сэру Гилльяму и отправил Темрика в Грэстан, дабы тот был там его глазами и ушами.
