Джоан Вулф - Сделка
Джорджиана Мелвилл продолжала спокойно смотреть на нас своими бирюзовыми глазами.
— Бедная женщина, — вздохнула я.
Ко второму завтраку прибыл поверенный Джорджа Девейна престарелый мистер Миддлмен.
Вскоре мы были приглашены в библиотеку замка, огромных размеров комнату с высоким потолком, по всему периметру которого шла поддерживаемая резными столбами галерея, уставленная книжными полками. Книги были и внизу, в многочисленных шкафах.
Вокруг большого стола полукругом стояли стулья. Сэйвил предложил мне стул в одном из концов полукруга и сам уселся рядом, почти закрыв меня от большинства присутствующих, за что я была ему благодарна.
Мистер Миддлмен, неприметный человек небольшого роста с маловыразительным лицом, тем не менее привлекал сейчас всеобщее внимание. Когда он уселся в кресло, надел очки и медленно развернул бумагу, содержащую последнюю волю усопшего лорда Девейна, наступила напряженная тишина.
Тошнота подступила к горлу, хотя я почти ничего не ела сегодня во время обоих завтраков. Я надеялась, что мне ни придется с извинениями покинуть библиотеку — это выглядело бы не слишком красиво и могло быть не правильно истолковано.
Первые фразы завещания звучали вполне традиционно — как в книжках, которые я читала. Завещатель подтверждал, что находится в здравом уме и твердой памяти и что распоряжения, кои собирается сделать, являются выражением его свободной, никем не стесненной воли.
Главное, чем владел Джордж, было, разумеется, поместье Девейн-Холл, но по закону наследования он был не вправе распоряжаться им по своему усмотрению: поместье переходило к ближайшему родственнику мужского пола, каковым являлся его брат Роджер, поскольку у Джорджа и Гарриет не было сыновей.
Об этом мельком, как о само собой разумеющемся, упоминалось в начале завещания, затем говорилось об определенной денежной сумме для Роджера лично, чтобы тот мог «расплатиться со всеми долгами и возместить все потери, понесенные ранее, и принять титул лорда Девейна со спокойной совестью».
— Очень благородно с его стороны, — заметил новоиспеченный лорд.
— Уверен, это подсказал бедному Джорджу старик Миддлмен, — шепнул мне на ухо Сэйвил.
К чему эти откровения? Меня их дела мало интересовали.
После этого в завещании перечислялись небольшие суммы, оставленные тем, кто долгие годы находился в услужении у Девейнов.
А затем… затем мистер Миддлмен взглянул на меня поверх очков, и я поняла, что пришел мой черед. Наверное, я перестала дышать. Возможно, подобным образом поступили и остальные в этой комнате, во всяком случае, так мне показалось. Мистер Миддлмен поправил очки и прочитал медленно и отчетливо… Впрочем, скорее всего это звучало так только для меня.
— "Николасу Сандерсу, сыну Абигейл и Томаса Сандерс, завещаю сумму в двадцать тысяч фунтов, которая (сумма) до достижения означенным Николасом совершеннолетия будет находиться в распоряжении моего душеприказчика Ральфа Мелвилла, графа Сэйвила…"
Звук, похожий на рев, вырвался из глотки мистера Коула.
Его дочь пронзительно вскрикнула.
Первой моей мыслью было: «Слава Всевышнему! Он написал: сыну Абигейл и Томаса!..»
— Я не потерплю этого! — кричал Элберт Коул. — Слышите, Сэйвил? Он раздает мои деньги, и я не намерен расходовать их на его внебрачных детишек!
— Не нужно так орать, мистер Коул, — ледяным тоном одернул его Сэйвил. — Мы не глухие и хорошо вас слышим.
Второй моей мыслью было: двадцать тысяч фунтов!
— Я не уступлю ни гроша из моих денег, — завопила Гарриет, — этому ублюдку из семьи колдуньи!
— Двадцать тысяч фунтов, — послышался спокойный голос Роджера, — это большие деньги. Надеюсь, они не затрагивают интересов поместья, мистер Миддлмен?
— Нет, милорд, — ответил тот. — Эта сумма выделена из тех денег, которые получил ваш брат от мистера Коула, когда женился на ее светлости леди Гарриет.
Немало, как видно, пришлось заплатить бедняге за то, чтобы его дочь удостоилась чести называться ее светлостью.
— Вот потому-то они и не должны достаться его незаконному сыну! — проговорил мистер Коул уже на целый тон ниже.
Мистер Миддлмен наконец удостоил его взглядом поверх очков и довольно резко заметил:
— В завещании лорда Девейна ничего не сказано о незаконном происхождении этого мальчика, мистер Коул. Все слышали, он говорит о нем как о сыне мистера и миссис Сандерс.
— Не пытайтесь облапошить меня вашим крючкотворством! — снова крикнул Коул. Его физиономия угрожающе покраснела. — Может быть только одно объяснение невероятной щедрости Девейна. Этот мальчишка — его отродье!
— Отец совершенно прав! — взвизгнула Гарриет.
Я взирала на разыгравшуюся передо мной сцену с чувством спокойной отрешенности. Просто как зритель. У обоих представителей семейства Коул рты были широко раскрыты, лица — кирпичного цвета. Леди Реджина выглядела всего-навсего удивленной, она о чем-то говорила с Роджером, который широко улыбался. Я перевела взгляд на Сэйвила, и меня поразило выражение его всегда спокойного лица.
Он был взбешен.
— Довольно! — раздался его голос, словно мечом разрезавший гул, стоящий в комнате. — Прекратите, Коул! Наступила тишина. Лорд Сэйвил поднялся с кресла.
— Миссис Сандерс… — сказал он негромко, с угрожающим спокойствием, от которого даже у меня пошли мурашки по спине, — миссис Сандерс — гость в моем доме, и я не потерплю оскорблений в ее адрес.
Отец и дочь Коулы умолкли и больше не раскрывали ртов. Сэйвил повернулся к поверенному:
— Если я правильно вас понял, мистер Миддлмен, деньги, которые завещал Николасу Сандерсу мой кузен, являются его собственностью по закону и он вправе распоряжаться ими по своему усмотрению?
— Да, милорд, именно так.
Сэйвил снова обратился к Коулу:
— Вы слышали? Эти деньги из тех, которые вы по собственной воле отдали моему кузену в день и час его женитьбы на вашей дочери. Они больше не ваши, Коул. Давно не ваши. Со дня подписания брачного контракта.
Лицо Коула передернулось, но он не произнес ни слова.
— И еще, мистер Коул, — снова заговорил Сэйвил. — Я больше не желаю слышать в своем доме оскорбительных слов в адрес Николаса Сандерса. Вы поняли меня?
Видно было, что тот, к кому он обращался, хотел и мог еще многое сказать. Однако не решался.
— Да, милорд, — угрюмо пробурчал он.
Поскольку события получили столь драматическое развитие, я решила, что сейчас наступил самый подходящий момент — чтобы огласить мое решение, окончательно принятое вчера ночью.
Я сказала, стараясь, чтобы мои слова звучали как можно проще и небрежнее:
