Донна Грант - Опасный горец
Фэллон сортировал оружие, ища, чем бы вооружить Кару. Лукан уже нашел для нее меч, который заточил перед очагом.
Лукан взглянул на Кару, которая сидела рядом с ним и перешивала платье. Он очень остро и болезненно ощущал ее близость. Она не сказала ни слова с тех пор, как они вернулись из деревни. Даже на расстоянии нескольких футов он чувствовал каждый ее вдох, каждый удар сердца.
Лукану хотелось привлечь ее в свои объятия, вновь вкусить ее губы. Все тело его пульсировало от того слишком короткого поцелуя. Он закрыл глаза, вспоминая, как тело ее прильнуло к нему, как ногти царапали голову, когда она запустила пальцы ему в волосы.
Но самым приятным воспоминанием был ее тихий стон удовольствия.
Ему не надо было целовать ее, не следовало уступать соблазну дотронуться до нее, но это оказалось непосильным испытанием. Теперь, попробовав ее на вкус, он хотел большего. Нуждался в большем. И больше ни о чем не мог думать.
Даже посреди деревни, усеянной мертвецами, единственное, чего он хотел, это прижать к себе мягкое Карино тело, чтобы ее руки обвили его за шею, а он пальцами исследовал каждый ее изгиб, каждый контур.
Лукан прерывисто вздохнул и поерзал на стуле, чтобы облегчить боль в паху. Плоть его напряглась, когда Кара облизнула губы и взглянула на него. Он едва сдержал стон.
Он думал, что жить со злым духом внутри тебя — это пытка. Но это ничто в сравнении с неутолимой страстью к потрясающей женщине с ним рядом. Теперь, когда она появилась в его жизни, в его доме, это ад совсем иного рода. Ад, который гораздо хуже всего, что он мог себе представить.
«Потому что ты никогда раньше не хотел ничего так сильно, так отчаянно».
И это правда. В их клане были женщины, которые привлекали его внимание. А как только какая-то женщина завладевала его воображением, он обхаживал и очаровывал ее до тех пор, пока не добивался своего.
Кара, однако, другая. Она не какая-нибудь простая девушка. Она вовлечена в магическую войну, где Воители сражаются с Воителями, а самое большое на свете зло пытается захватить ее.
Но вместо того чтобы прятаться в углу, зажав ладонями уши, и трястись от страха, она сидит с ним рядом и шьет, как будто ее мир и не перевернулся с ног на голову.
Беда в том, что Лукан уже видит ее в своей будущей жизни. Он мечтает, как притягивает ее к себе ночью и просыпается с ней рядом поутру. Представляет, как вечером, после ужина, они сидят и мечтают о будущем.
И он бы завоевывал Карино сердце упорно и настойчиво, если бы не был чудовищем. А так ему нечего ей предложить.
Лукан быстрыми движениями провел точильным камнем по острию клинка. Он полностью сосредоточился на оружии, оставляя без внимания требования и желания своей плоти и мягкое Карино тело. Снова и снова водил он камнем по мечу. Потом проверил острие на своей коже. Одного легкого прикосновения было достаточно, чтобы на кончике пальца выступила кровь.
— Хоть ты и бессмертный, все же будь осторожен.
Он взглянул на Кару и увидел, что она наблюдает за ним, держа иголку в замерших пальцах.
— Я не умру от раны.
Она опустила руки на колени, позабыв про шитье.
— Ты хочешь сказать, что вы вообще не можете умереть?
— Да нет, такое может случиться.
— Как?
— Если нас обезглавить.
Глаза ее расширились.
— Откуда ты знаешь?
Лукан поднял меч высоко вверх. С минуту он осматривал оружие, потом взял тряпку и вытер клинок.
— Дейрдре просветила нас на сей счет. Мы обезумели от гнева и страха, но эту часть ее разглагольствований я слышал.
— А она говорила что-то еще?
— Да.
— И ты не слушал? — Тон Кары повышался с каждым словом, на лице было написано изумление.
Лукан воздержался от усмешки. Едва ли ей понравится, что он смеется над ее негодованием.
— Я пытался. И я слышал по крайней мере часть.
— Может, там было еще что-то важное?
— Может, да, а, может, и нет. В любом случае это не имеет значения.
Она нахмурила лоб и плотно сжала губы, повернувшись к огню.
— Что такое? — спросил он.
Ореховый взгляд встретился с его глазами.
— Как Дейрдре узнала, где я?
— Понятия не имею. Не мог ли кто в деревне рассказать ей?
— Это возможно, но я так не думаю. Я никому не рассказывала, как умерли мои родители, и никто не знал, откуда я. Как кто-то мог определить, что я именно тот человек, что нужен Дейрдре?
— Хороший вопрос, — сказал Куин, подходя к ним. — Я как раз ломал над ним голову.
Лукан вскинул брови:
— И ты нашел ответ?
— Нет, но он натолкнул меня на некоторые мысли. Как Дейрдре узнала о нас? Как она выяснила, что мы именно те, в ком живет дух?
Лукан крепко зажмурился и чертыхнулся.
— Мы тщательно прятались от всего мира, но тем самым, полагаю, сами упустили возможность узнать что-либо.
Фэллон фыркнул, идя, пошатываясь, от стола к очагу с бутылкой в руке.
— Это чушь собачья, что тебе прекрасно известно. Дейрдре знает все это, потому что прибегает к черной магии.
— Если бы это было так, — возразил Лукан, — то она бы уже опять заточила нас.
Куин переступил с ноги на ногу.
— Не думаю, что Дейрдру привела к Каре магия, хотя, уверен, без колдовства тут не обошлось.
— Это бессмысленно, — сказала Кара и снова взялась за шитье.
Лукан вынужден был с ней согласиться.
— Объясни, Куин.
— Мы все знаем, что Дейрдре могущественна, но насколько? А что, если ее магия имеет определенные пределы? Как сказал Фэллон, если бы могущество Дейрдры было безгранично, то она уже давно поймала бы нас снова.
Фэллон прищурился:
— Хочешь сказать, что она не всесильна, как пыталась нас уверить?
— Именно.
Лукан покачал головой:
— Я своими глазами видел могущество Дейрдры. Даже с сидящими в нас духами нам не одолеть ее. Думаю, никто из вас не забыл ее демонстрацию силы, когда она захватила нас.
Последовало короткое молчание, и Лукан понял, что братья оживляют в памяти те минуты, когда Дейрдре призвала черную магию и абсолютную силу, которая окружала ее. За три сотни лет эта ее сила только возросла.
— А может, она не могла найти Кару до сих пор, потому что что-то изменилось? — высказал предположение Куин.
Лукан отложил меч и скрестил руки на груди. Когда Куин заговорил, он поневоле задался вопросом, не прав ли младший брат.
— Кара, в последнее время не случалось чего-нибудь необычного или важного?
Она вскинула темную бровь, но не подняла глаз от шитья.
— Нет, если не считать важным мой обет Господу.
Лукан разинул рот.
— Ты собиралась стать монашкой?
